– Всё, Гарик, выдохни! Хрен им на постном масле, а не твоих девочек! И засекли и разговор записали! Можем брать. В следственном комитете на этом Борисове “тыща разных подвигов” – как говорил всем известный Жеглов. А тут такой компромат. Заснят на горяченьком! Ты думаешь, они там не знали, чем он занимается? Знали, только прижать ничем не могли. Осторожен, падла! А тут ты внезапно и так удачно! Глядишь, ещё грамоту тебе дадут “За поимку особо опасного преступника”! – расхохотался Геныч.
И по его облегченному смеху? и по еuо последующим звонкам, я понял, что можно выдохнуть. Всё уже закончилось! Быстро, однако, работают ребята!
К дому моих родителей мы подъехали уже поздно вечером. Свет горел только на первом этаже. Нас ждали. Боясь разбудить детей, набрал Марии сообщение: "Мы у ворот. Впустишь?" Отправил и лишь потом понял, что сам себя сдал с потрохами! Она ж к отцу пойдет просить ворота открыть. Мог бы и сразу отцу написать, а мне, дураку влюбленному? захотелось ей написать! Да? собственно, какого рожна? Мне скрывать нечего!
Ворота отец открыл с пульта, мы заехали. И только заехав во двор и увидев родителей на крыльце дома, я понял, что не знаю, как мне себя сейчас вести с Марией. До зуда на губах захотелось её поцеловать. Конечно, родители знают уже, что я развожусь с Женькой, да она им никогда и не нравилась, но они уважали мой выбор и не влезали в нашу семью. А как они отнесутся к тому, что я, не успев развестись с одной, уже с другой женщиной целуюсь?
А поцеловать Марию очень хотелось! Меньше суток прошло, как расстались, а я соскучился. А увидев её сейчас на кухне, что-то там выкладывающей на тарелку для нас с Генычем, понял, что еле держусь, чтобы вот прям здесь и при всех не стиснуть её в своих объятиях!
Спасибо Генычу, оттянул на себя внимание родителей, а я имел возможность подойти к Марии и задать один единственный вопрос:
– Как вы здесь, девочки мои? Маш, я соскучился!
Ответом мне послужил взгляд глаза в глаза, дрогнувшие в улыбке губы и едва слышное:
– Я тоже.
Глава 21
Как сказать человеку, что его единственный самый дорогой человек ушел?
Не на работу, не гулять и даже не к кому-то другому. Ушел из жизни. Не потому? что болел – это ещё можно понять, подготовиться и, конечно, всё равно не принять его уход.
Хотя, как вообще можно к такому подготовиться? Я в свои 17 лет не смогла подготовиться к уходу мамы.
А когда твой самый родной человек ушел вот так, вдруг, потому что какие-то отморозки, на спор, от скуки, решили кулаки почесать, хвастаясь друг перед другом своей силой? и вышли втроем на одну женщину?
А как сказать ребенку, что его мамы больше нет? Единственной, самой любимой и родной, больше нет. Она никогда больше не обнимет его перед сном, не поцелует или даже не отругает за порванные штаны. Да пусть бы ругала каждый день, только бы жила!!
– Наденька, Маша, я считаю, что я должен сам Егору о его маме рассказать, – это сказал нам Роман Петрович утром, когда мы узнали о том, что Варвары больше нет, – сам и не при всех. Мужчины плачут, но не при женщинах…
Возразить на это было нечего, и мы с Надеждой Федоровной согласились.
– Наденька, а ты Аннушке расскажи. Она девочка, лучше будет, если ей об этом ты сообщишь, согласна?
– Да, Ромушка, согласна.
От такого обращения Надежды Федоровны к своему мужу у меня защемило в груди – столько было тепла и любви в этом обращении женщины к своему мужу!
Дети спустились на завтрак уже умытыми, но всё равно ещё сонными и пахнущими тем особенным утренним запахом детства. Ещё год, два и от них этот запах уйдет. Подростковые изменения внешности, а с ней и запаха – неизбежность. Природа возьмет свое. Так должно быть и так будет, а пока…
Пока они ещё дети, и им сегодня предстоит узнать совсем не детскую новость.
– Доброе утро! – Анюта переобнимала всех нас по очереди. Досталось и мне её обнимашек.
– Доброе утро! – Егор замялся, явно не зная как быть ему.
– Доброе! – Надежда Федоровна пришла на выручку мальчику и обняла его первая. Он в ответ обнял, смущаясь и явно не совсем зная, как быть.
Я не стала смущать мальчика объятиями, просто погладила его по голове, попытавшись заодно и пригладить его вихры. Мы решили, что сначала накормим детей, а уж потом будут серьезные разговоры. Нам, взрослым, есть не хотелось, но мы все понимали, что день у всех будет не из легких, поэтому пришлось заставлять себя съесть хоть пару ложек каши.
После того, как дети позавтракали, Роман Петрович обратился к Егору:
– Егор, я хочу с тобой поговорить.
Мальчик взволнованно вскинул свои глазенки на адмирала.
– Пойдем в мой кабинет. Там нам будет удобнее!
Услышав это, даже Анюта притихла. Хотя она, в силу своего характера, ну и, конечно, ещё не зная всего, щебетала за столом больше всех.
Едва мужчины ушли в кабинет, мы с Надеждой Федоровной переглянулись и она обратилась к Анюте:
– Аннушка, я должна тебе рассказать то, о чем там сейчас говорят дедушка и Егор.
Слез у девочки не было. Зато была фраза:
– Егор сказал, что сегодня утром к нему приходила мама и сказала ему, что очень любит его, но уезжает.