Ливень в графстве Регенплатц

– Неужели правда то, что мне только что поведал Густав? – прокричала Патриция, вонзив свои сверкающие зелёные глаза в мужа. – Ты действительно собираешься выслать его из Регенплатца?

– Не выслать, а отправить для обучения к королевскому двору, – поправил Генрих. – Его и Берхарда.

– Разве до весны нельзя было подождать? Берхарда отправляй куда и когда хочешь, но Густава оставь!

– Предоставь мне решать, что есть благо для моих сыновей. Лучше удели больше времени дочери. Я уже подобрал ей мужа, и в следующем году сыграем свадьбу.

Патриция ахнула и развела руками от возмущения:

– Хочешь лишить меня всех детей!

– Маргарет слишком увлечена собственной персоной и важностью исключительно своих интересов. Пора ей озабоченность о себе разделить на заботу о муже и заботу о доме. Когда я вернусь, мы всё обсудим.

– Почему же не сейчас? С чего это ты надумал столь срочно уехать? Да ещё и с сыновьями? Впрочем, я знаю с чего. Спасаешь своего любимчика, покрываешь его подлые деяния, пока они не обрели огласку! И вмешиваешь в это Густава!..

– Я ни в чём не виноват! – выкрикнул Берхард, защищая себя от незаслуженных оскорблений.

– Молчи, волчонок! – взвизгнула Патриция, покраснев от злости, в глазах её полыхала ненависть.

Мальчик отступил перед вспышкой гнева матери. Берхард теперь понимал, всё понимал, отчего этот гнев, отчего ненависть, обвинения, холод и презрение. Оттого, что он не сын для этой женщины, оттого, что он ей совсем чужой. И она ему чужая.

Эта мысль болью отозвалась в сердце его. Нет, не мог Берхард назвать Патрицию чужой, за столько лет она стала родной для него, он всегда называл её «матушкой», и он её любит. Глаза мальчика наполнились укором и печалью.

– Я ни в чём не виноват перед вами, мама, – тихо повторил Берхард.

– Молчи! – вновь вскрикнула Патриция. – Молчи и не смей смотреть на меня так! Тебе меня не разжалобить.

– Я знаю, – обречённо выдохнул Берхард.

– Что? Как смеешь ты перечить мне, негодный!?

– Берхард, иди к себе, – повелел Генрих.

– И ты не потребуешь, чтоб он извинился передо мной? – изумилась Патриция, вновь повернувшись к мужу.

– Иди к себе, – громче повторил Генрих.

Со смешанными чувствами в душе Берхард быстро покинул кабинет отца. После всего, что произошло за прошедшие дни, а особенно в последние минуты, мальчик желал только одного – поскорее покинуть замок и отправиться в далёкое путешествие.

– Ты спускаешь ему всё, – упрекала Патриция своего супруга. – Абсолютно всё: дерзость, оскорбление матери, ложь, убийство…

– Патриция, – строго оборвал её Генрих, – я увожу мальчика не от осуждений, не от наказаний, я увожу его от тебя, от твоей ненависти.

– В таком случае, можешь не привозить его обратно.

– Ну уж нет, этой твоей мечте не сбыться. Здесь дом Берхарда, его народ, его страна. Его место здесь. А вот Густава я могу сразу направить в Стайнберг, моё северное поместье. Чем раньше там появится хозяин, тем лучше.

– Ты жесток, Генрих, – прошипела Патриция.

– А ты разве не жестока в своей войне со слабым невинным ребёнком?

– Я пытаюсь защитить моих детей, обиженных тобой несправедливостью.

– Стравливая их с Берхардом? Передаёшь им опыт жестокости? А может, обучаешь, как избавляться от мешающих жить людей, убивая их?

Патриция замерла – почему вдруг Генрих заговорил так?

– Что ты хочешь сказать столь нелепой фразой? – передёрнула она плечом.

Генрих специально произнёс эти слова, желая увидеть реакцию супруги на них. Да, он не верил в её коварство, но после доводов Клоса Кроненберга сомнения в сердце уже поселились, и их необходимо было развеять. Генриху не понравилось оцепенение Патриции. Пусть секундное, но оно было, а значит, Патриция испугалась. Неужели она и вправду виновна? Или это всё-таки простое удивление? Почему она тогда не бранится, не возмущается, почему ждёт ответа? И взгляд её так пристален.

Генрих отвернулся. Открыто обвинить жену в подлых убийствах у него язык не поворачивался.

– Для меня все мои дети равны, – проговорил Генрих, – я никого не выделяю и всем одинаково желаю счастья и благополучия. И стараюсь им это дать. Оставь Берхарда в покое, Патриция. Он не виновен в том, что я его отец, что он родился раньше Густава. И не дай детям вырасти врагами, это погубит их. Ненависть – плохой воспитатель и отвратительный попутчик в жизни. Ты же женщина, ты должна понимать это, должна нести любовь, милосердие…

Генрих обернулся, намериваясь убедить в своих словах супругу, но… Патриции в комнате уже не было. Она ушла. Подобные речи не трогали её интереса.

Мастер Вольфгарт согласился сопровождать своих учеников в столицу и остаться их наставником. Хотя ещё и не был найден убийца Карен, Хайнц чувствовал, что больше не может находиться в замке, в месте, где бродили тяжёлые воспоминания о любимой супруге; подозрения кружили возле каждого человека, каждого прошедшего события. Взяв с ландграфа слово, что тот обязательно даст знать, как только выяснится, кто именно виновен в смерти Карен, мастер Вольфгарт собрал свои вещи, книги и отправился в далёкий путь со своими учениками. И с сыном.