– Я очень виноват перед вами, ландграф, что некогда скрыл от вас важные сведения и храню их в тайне вот уж более одиннадцати лет. Но поверьте, я сделал это исключительно из благих побуждений, искренне считая, что так будет лучше для всех.
– Сегодня у меня поистине вечер откровений, – проворчал Генрих. – Какие ещё тайны у тебя, Клос? Мы же говорим о гибели Карен Вольфгарт. Или это всё как-то связано между собой?
– После рассказа мастера Вольфгарта оказалось, что связано. Как вы помните, мои люди разыскали убийц фройлен Эльзы в лесах у восточных границ Регенплатца. Я сказал вам, что разбойники отчаянно сопротивлялись, и их пришлось убить на месте.
– Да, я всё это помню, – подтвердил Генрих.
– Так вот, я сказал вам неправду. Те бродяги оказались трусливее зайцев, их легко схватили и привезли ко мне в Кроненберг, где я лично учинил им допрос.
– Ты обязан был позвать меня, – Генрих нахмурился, и глаза его потемнели.
– Знаю. Я так и собирался поступить, но… Сначала бродяги отпирались от всего, и мне пришлось припугнуть их пытками, вот тогда они и признались. Их наняли, убийство Эльзы было щедро оплачено.
– Кем?
– Они не знали. Переговоры с ними вела служанка. Но однажды она проговорилась, что её хозяйка – весьма влиятельная в Регенплатце особа. Таких женщин в Регенплатце не так уж много. Я поразмыслил, кому из них нужна была смерть Эльзы Штаузенг, и остановился на одном имени.
– Сейчас ты назовёшь Патрицию фон Регентропф.
– Вот и вы пришли к такому же выводу, ландграф.
– Никаких выводов, я просто понял на кого ты намекаешь, и мне эти намёки неприятны.
– Только ей была ненавистна тихая скромная Эльза, которая пленила ваше сердце и носила во чреве своём вашего сына. Патриция надеялась, что, потеряв любовницу, вы вернётесь к ней, своей супруге. Возможно, я ошибался и ошибаюсь до сих пор, но тогда я был в этом уверен.
– Почему же ты не поделился со мной размышлениями своими?
– Подумал, если вы станете судить собственную жену, то общество и вассалы вас не поддержат. Ведь в их глазах Патриция окажется жертвой, защищающей свою честь, а не преступницей. Судейство обернулось бы против вас и Берхарда. К тому же ландграфиня согласилась заменить мальчику мать, и я надеялся, что на это её подтолкнули совесть и раскаяние. Я рассказал обо всём лишь Ахиму Штаузенгу. Он согласился скрыть участие ландграфини в гибели его дочери, а после лично покарал разбойников. Когда мастер Вольфгарт поведал нам о жарком интересе его жены к вашим тайнам, я соединил эти два случая. Вероятно, Карен действительно поняла, кто именно приказал убить Эльзу, а Патриция каким-то образом узнала об этом и заставила болтливую женщину замолчать, сбросив её с башни. Или приказав сбросить.
– Ты понимаешь, в чём обвиняешь мою жену?! – Генрих от негодования повысил голос. – У тебя нет никаких доказательств, а ты так уверенно чернишь её!
– Да, доказательств у меня нет, одни предположения…
– Тогда как смеешь ты говорить мне всё это?
– Патриция знает, что потеряв вас, она потеряет всё: дом, семью, положение, богатство. А по сему возлюбленная ваша, которая сможет занять её место – это угроза, человек, который сможет породить в вас ненависть к ней – это угроза.
На этот раз Генрих промолчал. Ещё больше нахмурив брови, он тяжело размышлял над доводами друга. Нет, не мог он поверить, что жена его и в самом деле столь жестока. Да только слова Клоса не лишены смысла, и всё, вроде бы, сходится. Тяжело, очень тяжело было на душе у Генриха.
– И всё равно, доказательств у тебя нет, – уже менее уверенно повторил ландграф.
Клос понимал чувства ландграфа и ничуть не обижался на его крик и неверие.
– Я и не желал ничего доказывать, – спокойно ответил он. – Я лишь изложил вам своё мнение. А решать только вам. Но позвольте обратить ваше внимание ещё вот на что – Патриция ненавидит Берхарда. Это очевидно. Да она уже и не скрывает этого. Я пробыл здесь всего несколько дней, однако не смог не заметить её отвращения к нему. Думаю, и другие тоже замечают…
– Я знаю о её чувствах к Берхарду, – рявкнул ландграф.
– Видимо, Патриция не простила вас и, не смея перечить и ссориться с вами, выливает свою злость на мальчика. Более того, она настраивает против него Маргарет, Густава, рыцарей, слуг. При любой возможности старается выставить его в чёрном свете.
– И это мне тоже ведомо, – нетерпение Генриха нарастало.
– Тогда почему вы не пресечёте её действий? Берхарду здесь плохо, ландграф. Патриция приложит все усилия, чтобы его извести. Вы редко появляетесь в замке, а кроме вас, ему искать защиты не у кого. Защитите сына, избавьте от преследований мачехи.
– Если б Патриция хотела его извести, она бы давно это сделала.
– Возможно, её что-то останавливает. Может, она уверена, что если с Берхардом что-либо случится, ваш гнев падёт именно на неё… Но Патриция может извести мальчика по-иному, стравить с ним Густава, настроить против него вассалов, в лучшем случае, заставить Берхарда самого покинуть Регенплатц…
– Хватит делать из моей супруги чудовище! – не выдержал Генрих.