Ливень в графстве Регенплатц

– Она узнала, что Берхард не родной сын Патриции, – продолжал Хайнц. – Более того, она узнала, что ту девушку, которая подарила вам сына, нашли избитую в Рейне, и что она умерла при родах. Всё это ей наболтала портниха из Крафтбурга (не помню её имени). Я, конечно, не одобрял интерес Карен к вашему семейству с этой стороны, я всегда был и буду против сплетен. Но, к сожалению, Карен меня не слушала и делала всё по-своему. Она вбила себе в голову, что смерть настоящей матери Берхарда – не простой несчастный случай, что была кому-то выгодна, и её специально подстроили. Карен вознамерилась раскрыть и эту тайну. Поверьте, ландграф, я всячески отговаривал её, запрещал выезжать в город, даже грозил прогнать от себя. Карен, вроде успокоилась, почти не покидала замок. Но возможно, в тайне от меня она всё-таки продолжала свои расследования и, возможно, дошла до истины. Кроме огромного любопытства Карен имела ещё один не менее большой недостаток – болтливость. Когда она раскрывала тайну, ей зачем-то обязательно нужно было рассказать об этом всем, кому можно, и перед всеми вывести виновных на чистую воду. И вот я подозреваю, что Карен докопалась до истины и в этот раз. Если так, то тот человек, чьё преступление оказалось раскрыто, вот таким жестоким образом мог заставить её замолчать.

Хайнц смолк, не решаясь взглянуть ландграфу в глаза. Ему было стыдно за поступки жены, и он никогда бы не выдал их, если бы ни желание найти убийцу. Генрих так же хранил тяжёлое молчание, впитывая в разум всё услышанное. Впрочем, скоро он заговорил:

– Возможно, это и могло произойти в действительности, любопытство до добра никогда не доводит. Но я не в обиде на Карен. Она – обыкновенная женщина, существо, которое зачем-то непременно желает знать всё и про всех. Раз уж вы оказались посвящены в наши семейные передряги, то поведаю вам и всё остальное. Берхард действительно не сын Патриции. Его настоящая мать Эльза Штаузенг на самом деле была жестоко избита и брошена в Рейн, где и нашли её полуживую. Бог позволил ей перед смертью дать жизнь мальчику. Безусловно, виновные были найдены и наказаны за злодеяние своё. Ими оказались двое бродяг-разбойников. Они признались в содеянном, и были отправлены в ад. Оттуда они не смогли бы достать вашу супругу. Как видите, мастер Вольфгарт, здесь вовсе нет никаких ужасных тайн и скрытых злодеев. Карен пострадала не от любопытства.

– Да, да, теперь я вижу, что мои предположения неверны, – ещё ниже склонил голову несчастный Хайнц Вольфгарт. – Но тогда кто? И зачем? Эти вопросы мучают меня.

Клос Кроненберг, был здесь единственным человеком, который знал всю правду о том давнем страшном происшествии. И естественно, лишь он один смог связать то преступление, рассказ учителя и гибель Карен Вольфгарт в одно целое. Много лет Клос хранил в тайне от Генриха признания разбойников и имя истинного виновника в смерти Эльзы Штаузенг. И, возможно, он молчал бы и дальше, но жестокость Патриции вновь оскалила зубы, и теперь настало время её утихомирить. Клос решил во всём признаться Генриху, и естественно, наедине, без посторонних.

– Мастер Вольфгарт, – вступил он в разговор, – мне кажется, вам сейчас необходимо отдохнуть. Сегодня был тяжёлый и беспокойный день для вас…

– Разве я могу думать об отдыхе?

– Клос прав, – согласился Генрих. – Уже слишком поздно, и вы очень устали. Отложим наш разговор до завтра. Я знаю, вы почти не спали прошлую ночь, так я вам дам снотворные капли, которые готовит для меня лекарь Гойербарг. Примите их, и завтра с ясной головой мы закончим расследование и покараем преступника.

Хайнц действительно чувствовал себя разбитым. Советы давались правильные, но у него не было ни сил, ни желания их выполнять. Горькие мысли мешали ему обращать внимание на жизнь. И всё же Хайнц внял уговорам. Тяжело поднявшись и вяло попрощавшись, он побрёл в сторону своих покоев. Генрих настоятельно вложил ему в руку снотворные капли и наказал стоявшему у дверей слуге проводить учителя.

– Ну что, Клос, – обратился Генрих к другу, вернувшись в кабинет, – наверное, и нам пора на покой? Я сегодня устал как никогда.

Клос стоял в стороне и молчал.

– Бедный Хайнц, – продолжал Генрих. – Ему сейчас тяжелее всех. Не ожидал я, что всё так сложно окажется. Мы целый день провели в дознаниях, однако так и не ответили ни на один вопрос. Неужели завтра придётся начинать всё сначала? Как ты думаешь, Клос?

– Думаю, что не придётся, – ответил Клос Кроненберг.

Генрих приподнял брови и заинтересованно взглянул на собеседника:

– Что? Ты смог разгадать загадку?

– Я почти уверен в этом.

– Тогда почему молчал до сих пор?

– Прежде чем обнародовать мои выводы и обвинения, я хотел бы сначала высказать их вам наедине. Выслушайте меня, ландграф, а после сами решайте, верны ли мои мысли, и надо ли их выносить на суд общественности.

– Хорошо, говори.

Генрих подбросил пару поленьев в ослабевший огонь и вновь занял своё место у камина. Клос тоже приблизился, но садиться не стал. Он остановился напротив ландграфа и начал говорить: