Ливень в степи

Он вырос единственным ребенком в семье, до двенадцати лет ничего не знал, кроме ребячьих игр. Родители не были особенно богатыми, но жили в достатке. Отец немного плотничал, но больше ходил за своим сыночком, смотрел, чтобы его кто-нибудь не обидел. Получалось, будто худосочный, бледнолицый мальчик как бы водил за собой на привязи больного, прихрамывающего отца. Отец то и дело кричал ему вслед: «Не беги, упадешь. Не лазай на крышу, разобьешься. Не лезь в холодную лужу, простудишься». Норбо скажет, бывало, что пойдет играть с мальчишками, а отец ему: «Подожди. Вот эту штуку остругаю, вместе пойдем».

Так он и рос.

Однажды мать разбудила его среди ночи. Когда Норбо спал, родители всегда разговаривали шепотом, ходили на цыпочках, чтобы не потревожить сына, а тут разбудили. Он не хотел вставать, его насильно усадили в кровати. Он басовито заревел, но тут же заметил, что мать плачет. Оказалось, что тяжело заболел отец.

Норбо спал голый, его так и притащили к постели умирающего. Кругом были опечаленные, растерянные соседи. Отец тяжело дышал. Он считал сына маленьким, несмышленым, заговорил не с ним, а с женой, рыдающей возле постели.

- Ты… Ханда… - тяжело выговаривал отец, - за сыном следи. Он у тебя единственный… Вырастет… Жени. Из хорошей семьи… возьми жену… Тихую, послушную… Чтобы в дом принесла покой и счастье… Чтобы о ней… худо… не говорили. - Он облизал сухие губы и повторил: - Чтобы о ней худо… не говорили.

Норбо все слышал, каждое отцовское слово застряло в его сердце, как узелок на шелковой нитке. Он запомнил ту ночь, необычную обстановку, прерывистый шепот умирающего отца. Когда стал взрослым, слова отца приобрели большой смысл, как молитва святым богам: это для него был самый мудрый наказ отца.

Жаргалма была всем хороша - и добра, и работать мастерица, все у нее ловко получалось. И приданое привезла не хуже других. Славная жена была. Это Норбо понимает, не слепой - сам видел, не глупый - сам слышал. Лучше ее вряд ли жена найдется. Мать часто посылает съездить за ней, привезти домой. И он о ней часто думает. Но Норбо помнит наказ отца. Он все свои думы о Жаргалме, все желания словно бы крепко перетянул вожжой и прочным узлом привязал к коновязи, врытой в землю. Все мысли о ней отрубил острым топором.

Кто скажет, что он поступил неверно? И умные боги и глупые старухи скажут: «Правильно сделал Норбо. Иначе нельзя: так велел отец».

Сначала он жалел мать, видел, как она скучает. А потом стал грубить, когда она заговаривала о Жаргалме.

Не сумела Жаргалма принести в дом тихого счастья, спокойной жизни. Вон сколько худого говорят соседи о ее пестром языке. Отец говорил, что такой жены для Норбо не надо. И пусть она живет в своем улусе, у отца с матерью. Вокруг полно хороших девушек, он найдет себе жену.

Девушек вокруг и правда много, но Норбо не ходит на ёхор, не бывает на ночных кострах, где собирается молодежь. Сидит дома, стучит, как дятел, в своем сарае, будто ничего ему больше не надо.

Первый мороз всегда особенно жгуч, первый зимний ветер пронизывает насквозь.

Летом Жаргалме всюду и везде находилась работа: то выхаживала больного теленка, то ходила за мангиром, солила его, выкапывала сарану, пасла коров и овец. Мало ли было всяких дел! А в морозные дни, когда ветер валит с ног, на дворе и в степи особенно не разгуляешься. Чем же заняться? Она распорола один из своих халатов и сшивает его, как прежде было.

- Ты по-старому шьешь? - удивилась мать. - Зачем было пороть?

Жаргалма покраснела.

- Поуже делаю… Рукава укоротила немного.

Не скажешь ведь, что сама себя обманывает, тяжело сидеть без работы.

Когда шли осенние дожди, Жаргалма поставила во дворе кадку, собирала воду для стирки. Быстрые струйки, торопливые капли бежали с крыш, падали в кадку. Вот уже полно, больше нет места, вода стекает из бочки на землю. Сколько бы ни стояла она под дождем, в нее не поместится уже ни одна капля. «Так и мое сердце, - размышляла Жаргалма. - В нем нет места для нового горя, для обид и надежд. Последняя капля все переполнила… Норбо, наверно, женился, забыл меня… Надо съездить, все увидеть самой, своими глазами. До каких пор мне мучиться? Надо съездить к нему…»

И сразу в ней все изменилось. Торопится, пришивает к рукавам нарядной шубы отвороты из мягкой выдры. Пальцы исколола и боли не чувствует. Нет, медленно идет работа.