Ливень в степи

Перед моими глазами зримо встает зловещая, мрачная картина: по безлюдной, безжизненной степи на огненно-рыжем коне едет властелин этой страны - жестокий и грозный Саран-хан. Конь бьет тяжелыми копытами, за плечами хана развевается желтая шелковая накидка… Пожар войны сжигал эту землю, и сам хан-победитель от многих битв и сражений походил на горящее, обуглившееся дерево. Он решил идти на север, завоевать соседнюю землю и приказал умертвить всех стариков, которые не в силах воевать. Все воины умертвили своих престарелых родителей, лишь один мальчик Санаа Сэсэн решил спасти старого отца. Он спрятал его в кожаный мешок, взвалил на своего коня. Отец же умолял сына:

Оставь ты меня, оставь.
На жгучем песке ты меня оставь…
Юную душу свою спасай,
От ханского гнева спасай.

Я записал уже больше двадцати страниц, вдруг Улзытэ-бабай замолк, побледнел, схватился за сердце. Все мы испугались… Он лег в постель, немного успокоился и, словно извиняясь, проговорил:

- Вы посидите… Сейчас все пройдет… У меня бывает… Вот уже легче… Это, наверное, от старости. Посидите.

- Нет, вы отдыхайте, - сказал я. - Завтра вам станет совсем хорошо, и мы продолжим…

- Ну, ладно, приходите завтра. Никудышное стало у меня здоровье…

- Я позову врача?

- Нет, нет… Моя болезнь известная… Вот устанет спина от лежания, сразу поправлюсь. Завтра приходите пораньше, ждать буду.

Я ушел.

На следующий день я пошел гораздо позже в надежде увидеть улигершина уже здоровым. Собака на этот раз меня не встретила… Когда я зашел к Олзоевым, то первое, что увидел, была спина врача в белом халате, услышал всхлипывание женщин… Сказитель умер. Благословил родных, улусников, сказал, что пришло его время, и тихо скончался. Я подошел к постели. На груди покойного лежали светлые блики солнца, и казалось, что он укрыт тонким платком из золотистых нитей.

Я постоял возле него без шапки, опустив голову, отдавая последнюю дань прекрасному человеку и певцу, и понуро пошел домой. Я шел по той же тропинке через гору, ноги у меня были тяжелые и непослушные, гора стала непомерно высокой и крутой. Цветы, которые так хорошо воспевал в своих улигерах сказитель, казались блеклыми, осиротевшими…

Я зашел в школу, к знакомому учителю. Там уже знали о смерти сказителя… Занятия в первых и вторых классах закончились, оттого в школе было тихо. В старших классах учителя проводили беседы о жизненном пути славного земляка-сказителя.

Я зашел в один из опустевших классов. На стене были развешаны детские рисунки к сказкам Пушкина, Толстого, Горького, под стеклом были засушенные цветы и бабочки, стояли чучела птиц, модели самолетов. На черной классной доске осталось решение какой-то задачи: видно, кому-то было очень трудно решать ее… Я когда-то тоже не мог сразу разделить сто семьдесят пять на двадцать пять…

Я ходил по классу и не мог ни на чем сосредоточиться, разглядывал портреты знаменитых ученых, путешественников, мыслителей, писателей. «Нас еще не было на свете, - думал я, - а они уже творили свои бессмертные книги, делали великие открытия… Пройдут тысячи лет, они так же будут украшать залы храмов науки и классы маленьких школ. Для них нет смерти…»

Я открыл окно, попробовал сесть за парту. Нет, не получается… Сел за стол учителя, стал думать о долгой и славной жизни нашего сказителя, открыл портфель, принялся просматривать свои записи. Вот и вчерашний улигер, который начал диктовать Улзытэ-бабай и не закончил… Большой он должен быть или нет? Сумеет ли мальчик Санаа Сэсэн спасти своего отца? Какие еще будут события? Да, теперь уже никто этого не расскажет…

Я стал вслух перечитывать последние строки своей записи:

Добрый старик умоляет
Упрямого сына Сэсэна:
«Оставь ты меня, оставь,
На жгучем песке ты меня оставь…
Юную душу свою спасай,
От жестокого хана спасай».

Мне почудилось, что я слышу, как сказитель продолжает свой улигер… Так ведь случается - чья-нибудь песня, бывает, долго еще звенит в твоем сердце… Но голос звучал все отчетливее и звонче:

Своего седого отца не оставлю,
С нежным сердцем отца не покину.
В зеленой шири долин
Игры детей увидишь.
В цветущих просторах степей
Девушек песни услышишь.

Я взглянул в окно, оттуда, как мне показалось, слышался голос. Там стоял мальчик с красным галстуком на шее и вдохновенно пел улигер Улзытэ-бабая, продолжая его с того места, на котором оборвал старый сказитель. Я замер на месте, словно боясь спугнуть чуткую сказочную птицу… «Ведь это не Бэлигтэ, не внук Улзытэ-бабая… Это совсем другой мальчик… Какой славный, какой хороший…»

А мальчик вдруг поднял голову, заметил меня, смутился, словно вышел из забвения, и убежал.

- Постой, мальчик, вернись! - крикнул я ему вслед. Но разве его остановишь?