Ливиец

Трудно сказать, что мною двигало. Боюсь, не слишком благородные мотивы; кажется, подсознательно я хотел уязвить Принца, напомнив ему о случае на карнавале. О том, что мой невероятный приятель, криптолог-психолог и инженер человеческих душ, никуда не делся, а пребывает на связи со мной и даже находится на небольшом расстоянии – от моего бьона до Пятиградья можно было добраться минут за двадцать без всяких Туманных Окон.

Фигура Павла, закрывавшая папирусные свитки и часть стены с древним оружием, сжалась, потеснилась, и рядом с ней появился Принц – как при прошлых наших встречах, с обручем на голове. К моему изумлению, его реакция была нормальной, если не сказать больше: мне он всего лишь кивнул, а при виде криптолога расплылся в любезной улыбке.

– Беседуете с вашим другом? Очень кстати! Я тоже хотел его видеть.

– Если не ошибаюсь, вы желали поговорить со мной наедине?

– Отнюдь! Бывает, что наши желания диктуются обстоятельствами, а они переменчивы. Рад видеть вас, Павел. – Он улыбнулся снова.

– А я уж как рад! – Ответная улыбка Павла казалась слегка кисловатой.

– Я в своем бьоне, – сообщил Принц, отодвигаясь, чтобы мы могли увидеть просторный зал, увешанный картинами. – Мое маленькое собрание, – он кивнул на стены, потом, приблизив одно из небольших полотен, пейзаж в великолепной нефритово-зеленой гамме, с гордостью добавил: – Великий Сиддо, подлинник, жемчужина коллекции… Но оставим эти любезные сердцу художества и обратимся к делам насущным. Не хотите ли посетить мою лабораторию? Оба?

Слишком Принц сегодня вежливый, мелькнула мысль. Что-то он про Павла выведал, что-то важное, такое, о чем неизвестно мне. Ну, посмотрим, посмотрим… Вдруг проговорится!

Я велел Сенебу настроить Окна должным образом, и через три минуты мы с Павлом очутились в зале, который больше походил на широкий и длинный коридор с высоким сводчатым потолком. Портал, из которого мы вынырнули, светился рядом с большим проемом, сквозь который открывалось эллиптическое пространство с мерцающим куполом и были видны дома, что поднимались террасами от зеленеющего внизу парка. Эта часть жилища Принца находилась в каком-то космическом поселении, может быть, у Земли или Венеры, а может, в созвездии Кассиопеи или Весов.

Коридор шел от внешней террасы, засаженной невысокими сине-зелеными марионами, в глубь орбитального комплекса. Сверху струился мягкий приглушенный свет, позволявший лучше рассмотреть встроенные в стены полотна, частью голографические, частью реальные, писанные красками – копии и несколько подлинников, залитых в прозрачный оксинит. Здесь висели исключительно пейзажи, и, судя по их содержанию, у Принца была страсть к горным хребтам, покрытым снегами вершинам, скалам, ледникам и бурным водопадам. Обозревая все эти сокровища, Павел вертел головой, и, заметив его любопытство, Принц начал пояснять тоном гостеприимного хозяина:

– Пик Император на Ронтагире, речка в ущелье Татта, Альгейстен, знаменитые гейзеры Ниагинги, хребет Трех Лун на Сальвадоре, а это – подлинник Сиддо! – альпийские луга на континенте Элизиум, Тоуэк. Я коллекционирую живопись с видами гор, на которые забрался – сам, без всяких технических средств, с мешком и посохом. Таких на сегодняшний день, – он окинул взглядом коридор, – сто сорок три, и места здесь хватит еще на сотню.

– Увлекаетесь альпинизмом? – спросил Павел, любуясь изображением снежного обвала, свергавшегося в пропасть словно серебряный водопад.

– Скорее горным туризмом. – Принц уже вел нас в дальний конец своей галереи, где всю торцевую стену занимало большое Туманное Окно. Обычно порталы монохроматичны или, по желанию владельца, отсвечивают переливами красок, но здесь был особенный вид, созвучный живописной коллекции: белесое бессолнечное небо, серовато-белая равнина, плоская скалистая возвышенность и на ней – серое, в тон окружающего пейзажа, здание, расплывшееся по выровненному и сглаженному камню подобно гигантской амебе с десятком щупалец. Я узнал дом-биот, предназначенный для поселений на недавно освоенных мирах, почти что живую конструкцию, что создавала внутри своей плоти любые помещения и интерьеры и даже пищу и питье. Такой дом мог стоять на суше, прилепиться в горах, на леднике или плавать в океане; его выращивали из споры величиной с кулак, а при нужде снова переводили в состояние эмбриона. Удобная вещь, но мне такое жилище не нравилось; казалось, что ты не входишь в дом, а он транспортирует в себя хозяина, как бы проглатывая его в необъятное чрево.

– Моя лаборатория на Ягеле, – вымолвил Принц. – Прошу!