Ливиец

Кроме того, все они, даже романы моих любимых авторов, Лема, Ефремова и Стругацких, имеют общий недостаток – в этих произведениях описано общество сравнительно недалекого будущего. Далее всех, за тысячу лет, рискнул заглянуть Ефремов, но в его «счастливом завтра» люди вовсе не всемогущи: имеется конфликт между конечностью знаний и технических возможностей в данный момент и беспредельными человеческими желаниями. Конкретно говоря, хотелось бы полететь в туманность Андромеды, да звездолеты еще не те…

Утопии англо-американских авторов, за исключением указанных выше, мне не известны. Разумеется, есть масса романов классиков жанра, Азимова, Хайнлайна, Фармера, Гаррисона, Андерсона, Ле Гуин, Герберта, Желязны и других, в которых описано будущее, но это совсем не утопии. Эти романы посвящены чему угодно – колонизации иных миров, галактическим войнам и склокам, закату жизни на Земле и прочим материям подобного рода, читать о которых весьма занимательно. Но жить в этом будущем… Помилуй Бог! – как говаривал генералиссимус Суворов.

Легко заметить и другое обстоятельство: авторами настоящих первоклассных утопий были также созданы антиутопии, причем последние заметно более ярки и интересны. Антитезой «Туманности Андромеды» является «Час Быка», «Полдню» можно противопоставить «Обитаемый остров» и «Трудно быть богом», а «Магелланову облаку» – «Возвращение со звезд». Случайно ли это?

Разумеется, нет. Дело в том, что в основе всякой связной истории лежат конфликты, число которых ограничено: конфликт рас, народов, верований и политических систем, конфликт поколений, любовный конфликт, конфликт между обиженным и обидчиком, конфликт между возможностями человека и необъятностью его стремлений и некоторые другие. Эти конфликты порождают интригу романа, повести, рассказа; разрабатывая их, разрешая тем или иным путем, авторы создают весь спектр повествований, от занимательных детективов и фантастики до элитарной литературы. Теперь давайте представим общество далекого, очень далекого будущего, такое время, когда человек поистине всемогущ. Это означает, что живет он вечно, что он свободен, независим и самодостаточен, что он может мгновенно перемещаться в пространстве на любые расстояния (конечно, без всяких звездолетов), что он обладает безмерным духовным богатством, никому не завидует и не желает зла. Словом, это счастливое, а значит, бесконфликтное будущее.

Нет конфликта – нет романа! Но я все-таки рискнул. Вам судить, что у меня получилось.

Сделаю еще два замечания.

Во-первых, счастливое общество очень далекого будущего не обязательно бесконфликтно – просто мы, примитивные дикари, не в силах вообразить ни целей его, ни проблем, ни, разумеется, конфликтов. Одну проблему, вошедшую в повествовательное поле моего романа, я позаимствовал из «Мира Реки» Филипа Фармера, который когда-то переводил. Блестящий цикл, но важный момент в нем опущен: как и почему этики додумались реанимировать всех умерших людей прошлых поколений. Решили, и все? Плохо в это верится. Полагаю, ситуация была намного сложней и без споров не обошлось.

Во-вторых, я хочу напомнить, что «Ливиец» вместе со «Средой обитания» составляют дилогию. «Среда обитания» посвящена судьбе и приключениям Павла в эпоху Большой Ошибки, и эту историю можно было бы назвать антиутопией. Какой из этих двух романов первый, какой второй? Я сам этого не знаю. Это взаимосвязанные, но в то же время совершенно независимые произведения, и их можно читать в любом порядке.

Михаил Ахманов

Сосново – Санкт-Петербург,

июнь–сентябрь 2003 г.