Ливонская война

На некоторое время в подклети замирают все звуки, словно боясь потревожить стыдливую затаённость чуланчика, но потом тишина разрушается — сперва быстрым перестуком шагов по лестнице, потом громкими, встревоженными голосами.

— Меня ищут, — говорит девка и ползёт к двери чулана. — Как бы не намерились сюды заглянуть…

Васька ползёт за ней следом, приваливается спиной к двери, ублажаючи говорит ей:

— Алтынный получишь — замани сюда непорченую… Самую ладную!

— Каждая всё про себя лише ведает. Буде, все, как я, грешны… А буде, я единая?! Прости Господи! — Девка быстро перекрестилась на огонёк свечи, всхлипнула. — Пусти… Кинулись уж меня! Слышишь?! Переполошатся встрасть!

— Не пущу! — рассердился Васька. — Что мне ваши переполохи?! Я не таясь могу выйти! Я знаешь кто?..

— Омилостивься!.. — взмолилась девка. — В портомои княгиня сгонит. — Она заглянула в чёрное Васькино лицо, поняла, что его не умолить, в отчаянье вышептала: — У княгини в опочивальне… Одевальница её… Чиста, как росинка. Княгиня в постель её к себе берёт… Пусти теперь!

Васька отпустил девку, подождал, пока унялся гомон, загасил свечу, осторожно вышел из чуланчика. В ночнице нянька отчитывала девок… Её сварливые вскрики заглушили Васькины шаги. Он почти бегом взбежал по лестнице, наверху помедлил немного, заколебавшись: это было очень дерзко — выкрасть из спальни Ефросиньи её самую любимую девку! Для самого себя Васька ни за что бы не решился на такое, но для царя!.. Васька ободряюще перекрестился и пошёл в Ефросиньины покои.

Девка, сидевшая в Ефросиньиной опочивальне за вышиванием, удивилась Васькиному появлению, но не напугалась. Она, должно быть, уже видела Ваську, когда на княжеском подворье встречали царя, и решила, что он явился с каким-то наказом от княгини, а может, и богатая Васькина одежда, враз бросившаяся ей в глаза, уняла в ней страх… Васька был выряжен роскошно и никак не походил на разбойника или вора.

Васька приблизился.

— Сизушка!.. — Он осторожно взял девку за руку и повёл из опочивальни. Девка, растерявшись, поначалу послушно пошла за ним, но, выйдя в предпокой, тревожно вскрикнула и стала вырываться.

— Боярин!.. Боярин!.. — умоляюще шептала она, догадавшись, что ожидает её.

…В горенке, что была по соседству с царской опочивальней, куда Васька затащил полумёртвую от ужаса девку, за столом перед свечой сидел какой-то человек. Васька, увидев его, с кошачьей ловкостью отпрянул к стене, оставив свою ношу на полу под порогом.

— Не пужайся меня, Василь Григорьевич, — униженно выговорил человек и, поднявшись из-за стола, поклонился Ваське.

— Кто таков? Откель меня знаешь? — с опаской спросил Васька.

— Савлук я… Дьяк княжеский. Помнить меня должен, Василь Григорьевич.

— Не помню! — зло бросил Васька и, отойдя от стены, наклонился над девкой, принялся одёргивать её задранную рубаху. — Пошёл вон, — сказал он грубо дьяку, укрыв подолом голые девкины ноги, — и гляди, голова разом с языком отлетит! Ведаешь, кому она?..

— Догадываюсь…

— Вот и гляди… — от довольства, что нашёл, чем запугать дьяка, помягче сказал Васька, опустился на колени перед девкой и начал осторожно поглаживать ладонями её безжизненное лицо. — Не померла бы… — озабоченно вздохнул он.

— Не помрёт, — сказал услужливо дьяк. — Оморочь нашла на неё.

— Пошёл, пошёл! — раздосадовался Васька, видя, что дьяк не думает уходить. — И пошто ты тут очутился? Пошто? — на миг забыв о девке, подозрительно повернулся он к дьяку.

— Я уж полночи тут, — ответил дьяк и вдруг потребовал: — Сведи меня к государю, Василь Григорьевич.

— Что?! — подхватился на ноги Васька. — Разумеешь, блазень, свои слова?

— Разумею, Василь Григорьевич… Оставь девку… Очнётся — сама уйдёт. Не до девок ноне… Крамола плодится в сем доме. О том тщусь поведать государю, и ты сведёшь меня к нему, Василь Григорьевич! А не сведёшь, то и ты, стало быть, заодно с крамольниками, бо ты також пестун сего дома!

Карамазая Васькина рожа стала серой, как рубаха лежащей на полу девки. Видать, его не больно ретивый и трезвый ум всё же сумел уяснить сказанное дьяком, и Васька струхнул…

— Тяжёл государь, — сказал он, враз присмирев. — Спит… Паче башку на плаху, чем разбужать его. А как в заутро?

— Бог весть, что станется со мной до утра?! Покуда сердце и ум во мне живы, хочу обсказать государю всё, что ведаю.

На полу шевельнулась девка, приподнялась на локтях, медленно повела вокруг глазами… Увидела Ваську — память враз вернулась к ней. Она рванулась в сторону, наткнулась на стену, затравленно вжалась в неё…

— Ступай прочь, — буркнул ей Васька и тоскливо сморщился.

Девка поднялась, оправила рубаху, шагнула к двери, а Васька, скосившись на неё жадной косиной, не удержался, перехватил её у двери и неловко поцеловал в губы.

5

Даже хмельной сон Ивана был чуток и тревожен. Стоило Федьке Басманову подойти к его изголовью, как по его лицу тотчас пробежала лёгкая дрожь, и под веками катнулись крупные голыши глаз.