Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582

Это заявление Замойского укрепило Батория еще более в его прежнем мнении о том, что перемирия не следует заключать[567]. Сенаторы, возвратившись к послам, заявили насмешливо, что король уступает им Псков и Новгород. Тем не менее дипломатическая переторжка возобновилась. Послы уступили несколько замков в Ливонии и в обмен за пленных, содержимых королем, Усвят и Озерище[568]. Поляки ответили, что все это уже находится в руках короля, а потому это — не уступка. Пусть послы выскажут наконец все, что содержится в их полномочиях от их государя, потому что они не хотят уже с ними попусту беседовать. Послы заявили, что у них нет больше полномочий, но государь их дал им такой наказ: если король не согласится принять предложенных условий, они должны послать к своему государю гонца за новым наказом.

Ввиду этого они просили разрешения отправить с гонцом письмо к Иоанну. Баторий согласился на это и сам выслал к царю своего гонца литовца Григория Лозовицкого с грамотою, в которой, излагая ход переговоров и указывая на их безрезультатность, доносил Иоанну, что воздержаться от войны не может, как того просили послы. Пусть Иоанн пришлет новые полномочия для них, и поскорее, так чтобы гонец застал их еще у Великих Лук[569].

Между тем поджог крепости кончился в этот день для осаждающих неудачно: огонь, дойдя до земляной насыпи, отчасти сам потух, отчасти был потушен Москвитянами, которые отважно спускались со стены крепости на веревках, чтобы заливать его водою[570]. Ввиду этого король приказал Венгерцам устроить под крепостным валом подземный ход и положить туда порох. Венгерцы энергически стали исполнять королевское приказание, неустрашимо подкапываясь под вал, несмотря на то, что враги осыпали их градом пуль и камней и обливали варом; несколько человек (12) было убито, много ранено, но на их место явились новые, присланные Борнемиссой. Увидев их, осажденные подняли сильный крик, думая, что готовится приступ. Поляки же сочли этот крик за воззвание к вылазке, бросились на коней и стали приготовляться к бою, но понапрасну[571].

В это время Замойский не переставал надеяться на то, что ему удастся зажечь крепость из своего лагеря, не устраивая подкопа, хотя многие и высказывали мнение, что без него не обойтись. Канцлер полагал, что едва ли найдется на болотистой земле место для подкопа. Он обратил внимание на одну башню, которая выступала вперед настолько, что выстрелы, направленные с других башен в ее сторону, не могли причинять вреда солдатам, подступившим близко к этой башне. Имея в виду это обстоятельство, он приказал провести сюда ров. За это дело взялся ревностно Лука Сирией с черными полками, но на пути встретил препятствие в виде огромных кольев, которые были вбиты Москвитянами в землю на значительном расстоянии перед валом[572]. Пальба, производимая осаждающими, была так сильна, что 3-го сентября были сбиты с вала шанцевые корзины, за которыми осажденные поставили свои пушки, так что они были принуждены и сами спрятаться, и спрятать свои орудия.

Положение гарнизона становилось все затруднительнее и затруднительнее. Ввиду этого Замойский попытался склонить осажденных к добровольной сдаче. По его приказанию в крепость была пущена стрела с запиской, в которой гетман увещевал гарнизон сдаться, обещая ему различные милости от имени короля. На это предложение осажденные ответили грубой бранью по адресу Батория, Замойского и иных врагов и сильной пальбой[573]. Эта упорная защита осажденных заставляла вести дальше осадные работы. Мало того, сделана была попытка захватить крепость штурмом. Совершить это дело решилась часть польского войска, хотя и не получила на то приказания. Сговорившись между собою, Поляки бросились к той башне, о которой мы только что говорили, и в то время как одни, подставив лестницы, стали взлезать на вал, другие старались проникнуть в крепость через ворота, выходившие с востока к реке Ловати. Русские мужественно отразили это нападение, причем многие из нападающих были тяжело ранены и остались на месте происшедшей схватки… Замойского не было тогда в лагере. Узнав о нападении, он тотчас же возвратился назад и, заметив упомянутых раненых, обещал денежную награду тем, которые их принесут назад. Канцлер носил с собой известное количество денег для раздачи солдатам, чтоб поощрять их усердие при осаде. Желание его было исполнено, и раненые возвращены в свой лагерь.