Ливонское зерцало

Иоанн, прохаживаясь по покою, продолжил:

— Православие должно быть непременно с мечом, иначе православному миру не выстоять перед лицом многочисленных врагов. Ты во Пскове живёшь и хорошо знаешь, что Ливония — постоянная угроза. Чаще с немцами воюем, чем дружим. И ещё Ливония — прибежище врагов. Чем хуже будет ливонцам, тем лучше будет нам, православным. Этой истине много лет. Нужно разрушать их строения, портить их урожаи, угонять людей и скот; нужно вернуть то, что их епископы у наших предков отняли, нужно взять то, что они не смогут удержать, нужно выйти к морю и закрепиться там. И ты в этом можешь помочь, юноша. У тебя, похоже, светлая голова...

Выходя из покоя, государь взглянул на подьячего уже строго:

— Доложишь потом.

Глава 6 Предусмотрительность предотвращает хлопоты

рямо из приказа подземным коридором подьячий Дементий и Николай отправились к узилищу.

Дементий со свечой — впереди, Николай следом. Вначале Николай вроде представлял направление, в котором они шли, но, поскольку коридор то и дело слегка поворачивал — и в одну сторону, и в другую, — очень скоро Николай поймал себя на том, что не смог бы уже сказать, к какой из башен кремлёвских или к каким каменным палатам вёл ход. Дементий всё прикрывал рукой огонёк свечи, боясь, что дуновение сквозняка погасит его и придётся двигаться вперёд на ощупь. Время от времени дядя Дементий предостерегал Николая: тут поворот, за стену держись, здесь приступок, не споткнись, а вот — не упади, любезный, — яминка... Наконец кончился коридор. Дементий толкнул деревянную дверь, и они оказались в некоей темнице, слабо освещённой несколькими свечами, где у другой двери стояли двое рослых стрельцов с бердышами в руках и большими ножами на поясе. Стрельцы кивнули Дементию; один из них услужливо отворил перед ним дверь. За дверью Николай разглядел в неверном свете свечи ступени каменной лестницы, круто уходяшей вниз.

Пока спускались в узилище, дядя Дементий рассказывал Николаю о деле. Долго рассказывал, ибо глубоко было узилище и лестница длинна; важных обстоятельств не упустил, не поскупился и на околичности. Так узнал Николай об остановленном весной обозе немецких купцов из Полоцка, о тайных грамотах, обнаруженных при юном кауфмане[20] Николаусе Конраде Смаллане, о том, как мудрый воевода Мстиславский велел спешно доставить Николауса Смаллана в Москву и как допрашивал его думный дьяк Висковатый, а после и сам государь стал заходить, удивлённый точностью сведений, указанных в грамотах. Особо описал подьячий облик узника-немца и заметил, что на Николая Репнина похож этот Николаус Смаллан, как бывает похож брат на брата. Он-де о том дьяку и государю сказал и поделился с ними предерзкой мыслью: а ну как поменять татя на честного, отраву — на целительное зелье, злодея — на праведника; иными словами: вместо Николауса Смаллана послать к комтуру и к старому магистру орденскому Николая Реннина скрытным дозорщиком. Сия дерзкая мысль пришлась государю по душе. И вот Николай Репнин здесь — спускается к полоцкому узнику в узилище. А далее, сказал подьячий, — всё в руках Божьих и в счастливой планиде юного псковского удальца.

Не очень-то хотелось Николаю соглашаться на такое дело. За лазутничество и в родных землях, и в Остзейском краю наказывают жестоко...

Кабы его сейчас спросили, чего он хочет, сразу бы ответил: вернуться подобру-поздорову во Псков, в милый сердцу отчий дом и жить прежней простой жизнью со спокойной душой. Но его о желаниях никто не спрашивал. Хорошо «псковский удалец» понимал, что возможности выбора он не имел. Всё уже заранее решил дьяк и утвердил государь. И куда теперь заведёт его «счастливая планида», одному Богу было известно...

В тёмном и сыром, в душном и зловонном каменном узилище стояли с десяток железных клеток. Возле одной из клеток подьячий остановился и, передав Николаю свечу, стал снимать замок. Николай смутно видел в клетке человека, забившегося в угол, скорее даже не человека, а тень его. Что-то блестело. Николай вгляделся: это искорками отражался свет в глазах узника. В двух или трёх клетках сидели ещё какие-то люди, но Николай во тьме не мог их разглядеть — слышал только шорохи, тихие стоны, бормотание, вздохи. Остальные клетки были как будто пусты.

Справившись с замком, дядя Дементий отворил дверцу — с неприятным, пронзительным железным скрипом — и вошёл внутрь клетки. За ним вошёл и Николай со свечой.