Я не собиралась читать Брэнди лекцию, прекрасно понимая, что на ее месте тоже задвинула бы медицинский полис на задний план. Мне просто повезло, что в той стране, откуда я приехала, страховка необязательна – если что, и так вылечат.
В тот же день мы с Брэнди поехали в ближайшую больницу и, проведя там некоторое время, я впервые в жизни почувствовала гордость за британскую систему здравоохранения. Нет, конечно, сидя в очереди к бесплатному врачу, особой радости в любом случае не испытываешь. Врачи и медсестры, работающие в государственных клиниках, всегда перегружены работой, в любой стране мира. Другое дело, что у нас, в Англии, у человека не возникает, по крайней мере, ощущения, что, не будь у него кредитной карты страховой компании, ему не видать бы медицинского обслуживания нормального уровня как своих ушей.
В приемном покое мы сидели в одной очереди с теми нищими и бездомными, которые обычно выпрашивали у меня деньги. В какой-то момент в одном из кабинетов раздались пьяные крики и, судя по звукам, даже началась драка. Брэнди сидела сжавшись в комок и подтянув под себя ноги. Никогда раньше не видела я ее такой напуганной. Она замкнулась в себе, словно залезла в ракушку. Как будто она, утратив характерную уверенность в себе, превратилась в беззащитного ребенка; от волевой женщины, твердо идущей к намеченной цели, не осталось и следа. Рядом со мной сидела маленькая девочка из провинциального городка, которой в этот момент больше всего на свете хотелось оказаться где угодно, только не в больнице.
Я понимала, что с ней творится. Этот страх знаком любой женщине. Практически у каждой из нас найдется подруга, знакомая или родственница, у которой врачи обнаружили рак груди. Конечно, в большинстве случаев это происходит с женщинами в возрасте. Впрочем, от этого не легче.
У нас в школе была учительница истории, мисс Блейн. Ученики ее не любили. Она явно старалась не столько добиться хороших отношений с нами, сколько хорошо подготовить к экзаменам. Нет, сейчас, конечно, я понимаю, что она из кожи вон лезла, чтобы вложить нам в головы хоть какие-то знания. Мы же ее за это просто ненавидели. Нам казалось, что мисс Блейн задает на дом едва ли не вдвое больше, чем все остальные учителя, вместе взятые. Естественно, мы придумывали ей одно прозвище за другим. Пожалуй, самым популярным было Тефлоновые Сиськи.
Мисс Блейн пережила операцию по удалению обеих молочных желез. Скрыть последствия подобной операции в то время было невозможно. Ее грудные протезы торчали под одеждой остроконечными пирамидками, как стаканчики из-под мороженого. Было это задолго до того, как Мадонна сделала подобный силуэт модным, надев свой знаменитый бюстгальтер от Жана-Поля Готье.
Тем не менее, даже хихикая в спину мисс Блейн и повторяя шепотом наше жестокое прозвище, мы делали это скорее из страха. Страха перед мастэктомией, перед самим даже словом. Это едва ли не самое страшное, что только может случиться с женщиной. Если не считать изнасилования, это самый жестокий и эффективный способ заставить женщину навсегда забыть о своей женственности. Даже возможность такого кошмара является постоянным напоминанием каждой из нас о том, какие мы хрупкие и уязвимые. Грудь для женщины – это не просто часть тела. Это своего рода символ. Символ зрелости, сексуальности, материнства. В общем, я прекрасно понимала, каково сейчас Брэнди и о чем она думает. Она уже представила себя с повязкой-бандажом на том месте, где всегда был эффектный лифчик. Она представила себе, каково это – жить и бояться взглянуть на саму себя в зеркало в ванной. А когда она сможет раздеться при ком бы то ни было – вообще неизвестно. Может быть, никогда.
А еще я чувствовала, что Брэнди думает о том, не накликала ли она каким-то образом это несчастье. Не наказание ли это за то, что она так гордилась своим телом. Своим телом она зарабатывала на жизнь – видит Бог, не в грязном смысле этого слова. Тем не менее колесо судьбы повернулось так, что у нее обнаружился рак груди – не то в наказание, не то в назидание.
Я крепко сжала руку подружки.
– Все будет хорошо, я тебе обещаю, – сказала я с напускной уверенностью. – Врач тебе все объяснит. Наверняка окажется какая-нибудь ерунда, в худшем случае – гормональные нарушения, – добавила я с умным видом. – Поедем домой, заберем Джо и устроим прогулку по барам. Отметим это дело как полагается.
– Спасибо, Лиз. – Брэнди выдавила улыбку, приподняв подбородок с колен. – Все обойдется, правда же?
Я снова кивнула. Но в клинике в тот день явно творилось что-то не то. У меня было ощущение, что, кто бы сюда сегодня ни обратился, у этого человека нашли бы целый букет самых страшных болезней. Так оно и получилось. Усталая женщина-врач сказала Брэнди, что придется сделать биопсию. Но по ее натужной улыбке я поняла, что как медик она практически на сто процентов уверена в том, что диагноз будет убийственным. Я крепко обняла Брэнди, словно это могло помочь ей легче принять дурные новости.