Жаль только, воспитание не позволяло хамить незнакомым людям, даже если они это заслужили!
— Да, Лиза, поговори, пожалуйста. Второй этаж, третья дверь справа, — согласно кивнул Громов, и тембр его голоса не изменился ни на йоту. И лишь когда я уже выходила из кухни в столовую, расслышала позади себя серьезное. — Думаю, нам тоже найдется, о чем поговорить.
Что ж… надеюсь, из этого разговора получиться хоть что-то!
Стасика же я действительно обнаружила там, где мне сказали. По дороге я никого не встретила, особняк изнутри казался таким же, как и его владелец: пустым, дорогим и напыщенным. Даже комната ребенка здесь казалась слишком вычурной, совсем не похожей на детскую, несмотря на большое количество разбросанных по ковру игрушек. Весьма необычных и дорогих, к слову.
Сам же ребенок обнаружился на кровати у окна, с головой скрывшийся под плотным одеялом.
Подавив тяжелый вздох, я присела на краешек, аккуратно коснувшись плеча Стасика (ну, по крайней мере, мне показалось, что это было плечо), негромко позвав:
— Стас.
— Уходи!
Я вздохнула снова. Каким же надо быть человеком, чтобы вот так довести ребенка? Чтобы он не сделал, как бы себя не вел, во-первых: у него всегда есть на то причина, ничто и никто не берется из ниоткуда. И, во-вторых… В причине этой всегда виноват взрослый!
— Стасик… не плач, ладно? Почему ты злишься на меня? Я же ни в чем не виновата.
Всхлипы из-под одеяла на миг прекратились. Видимо, парнишка задумался над моими словами, и уже через пару секунд выдал, громко шмыгнув:
— Это всё дядя Максим! Он меня не любит.
— Ну я же не он, — я снова слегка потрясла мальчишку за плечо, стараясь сильно не давить. — Вылазь. Поговори со мной, ладно? Почему ты думаешь, что он тебя не любит?
Наконец, усевшись, ребенок закутался в одеяло так, чтобы торчала только вихрастая макушка, и сердито утер нос кулаком:
— Я ему не нравлюсь. Ему меня навязали!
— Это он так сказал?? — удивилась… да что там, реально изумилась я. Конечно, воспитание богатых людей всегда оставляло желать лучшего. Но надо же думать, что маленькому ребенку говоришь!
Желание от души треснуть кому-то тарелкой стало только сильнее.
— Нет, — с видимой неохотой сознался Стасик. — Он так не говорил. Он игрушки мне покупает, видеогры, на машине даже катал. Но ему всегда некогда! Он не хочет со мной играть, все время по телефону говорит, нянь каких-то приводит. И Кирилл тоже часто занят, и Рыж нету, а мама…
Глаза мальчишки подозрительно заблестели в тусклом свете ночника-ракеты из ближайшей розетки. И вот тут-то я, наконец, поняла, что всё это значит!
— Так ты не Максима ненавидишь, — фамильярно сократила я имя неизвестного мужчины, так как отчества его попросту не знала. — Ты просто по родителям соскучился. Поэтому тебе все не нравится?
— Да, — ребенок вытер выступившие слезы рукавами пижамы. — Она все время на работе, папа тоже. А теперь они вообще меня бросили!
— Эй, эй, — тихо возмутившись, я перетащила мальчика к себе на колени и, преодолев легкое сопротивление, крепко прижала его к своей груди, слегка укачивая. — Перестань. Никто тебя не бросал, они обязательно вернутся. Просто нужно немножко подождать.
— Они уже давно могли приехать, но не приехали!
— Стас, — вздохнув, я постаралась подобрать нужные слова, хотя это было и непросто. Я же не знала, какие точно проблемы у Саркаевых, почему их так долго нет, и уж точно не знала, как рассказать об этом шестилетнему малышу. — У взрослых есть такие дела, которые они не могут вот так просто взять и бросить. Особенно по работе. У них есть обязательства, понимаешь?
— Но я же важнее работы!
— Конечно, важнее, — серьезно кивнула я, всеми силами пытаясь не вспоминать памятный мультик о Карлсоне. — Но ты же знаешь, зачем люди работают. Всем нужны деньги. Например, на твои игрушки.
— Я знаю, я же не маленький! — отстранившись, сердито посмотрел на меня мальчишка. И, окинув взглядом комнату, недовольно сморщился. — Не нужны мне такие игрушки, я и без них проживу.
— Допустим, без игрушек ты проживешь. А как же одежда? Еда? Ваша квартира? А твой садик? Ты же знаешь, что за все это нужно платить, правда? Если твои родители не будут работать, вам нечего будет есть.
— Пускай они работают меньше, — буркнул ребенок. Похоже, он всё прекрасно понимал и без моих слов, но признаваться в этом не хотел — тоска по родителям и детская обида была сильнее. — А я буду меньше кушать!
— Но ты же хочешь вкусно кушать? — я улыбнулась, коснувшись кончиком пальца его носа. — А твои родители хотят, чтобы у их ребенка было все самое лучшее: и еда, и игрушки, и одежда. Они тебя любят и заботятся о тебе. Хотят, чтобы ты ни в чем не нуждался, чтобы у тебя все было.
— Мне и обычное сойдет, — Стасик все еще не соглашался, но плакать, к моему огромному облегчению, уже перестал.