Лизаветина загадка

Они сели – конечно, на веранде! никто не садится внутри в такую погоду! – засмеялась она, им подали узкие книжечки меню. Гриша, еще днем заглянувший сюда и подсмотревший цены, чувствовал себя спокойно и дал ей самой выбрать для них блюда. Что ты хочешь, тем не менее, поинтересовалась она у него и чуть под стол не упала от смеха, когда он правдиво ответил – борщ. Он и сам засмеялся – вот ведь дурак, ну какой борщ в Италии! Она советовала лингвини с морепродуктами – они здесь просто потрясающие, люди приезжают из другой части города, чтобы поесть их лингвини. Но он сказал, что макароны он ел вчера уже дважды и больше не может, и снова рассмешил ее – какие еще макароны? Здесь это называется паста! И пасту нужно есть каждый день! В конце концов ему заказали минестроне и пиццу, а ей лингвини с вонголе. Взяли по бокалу белого вина да еще огромную бутылку воды – здесь это принято, а после – кофе. Он не хотел – ему казалось, все его тело насквозь пропиталось кофе, столько он его выпил за эти два дня, и попросил хотя бы капучино, но нет – кофе с молоком заказывают днем, а после еды берут только черный! И он взял, и выпил, кривясь от горечи и позволяя ей смеяться над собой. Заедать кофе побежали в джелатерию. Сколько тут было мороженого! И сколько народу! Она хотела перевести ему названия разных вкусов, но он сделал проще – когда дошла очередь, ткнул пальцем во все, что понравилось, и вышел, счастливый как ребенок, с огромным вафельным рожком с разноцветными шарами стекающего через край мороженого. Ели на улице. Встали на набережной, у парапета, и слизывали шарики друг у друга. Конечно, смеялись, особенно Марианна, и конечно, перепачкались, особенно он. Потом был центр города, но не тот, что он знал, а другой, молодежный, живой, звенящий летом. Распахнутые двери магазина – в такой-то час! – и вот он уже мерит футболку взамен испачканной, ее нашла для него Марианна, а он находит такую же точно для нее, он тут же переодевается, а она накидывает свою поверх платья, и теперь они выглядят как настоящая парочка, и он даже обнимает ее за плечи. Еще один магазин, и он, расхорохорившись, настаивает на том, чтобы купить ей удобную обувь – ее босоножки натирают; она поддается, и он, гордый собой – впервые покупает женщине туфли! – уже несет на кассу коробку, но она вдруг забирает ее у него и кладет ему в руки кеды – похожие, белые с зелеными полосками, сейчас на нем, и он, сгорая от умилительного восторга, покупает их ей. Потом был клуб и танцы, на сцене какая-то группа рвала гитары, девчонки на танцполе ревели им в такт, и посреди всеобщего ора и пляшущего по лицам света сияло и смотрело на него лицо Марианны. На вокзал бежали бегом. Кинулись к расписанию – последний поезд в Пистойю ушел час назад. Автобус и того раньше. Как и вчера, она уехала на такси. Взяла сто евро, которые он торопливо сунул ей в руку, и обещала, что позвонит.