Ло. Лётная школа

— Изя, ты самый умный человек, которого я знаю, — комок подступил к горлу, но я должна была рассказать все, хоть одному живому человеку, — объясни. Меня постоянно манят шкафы.

— Чего? — он переспросил негромко. Но жевать не перестал.

— Шкафы. Мания шкафов, ты слышал про такую? Я стала бояться мимо них ходить. Замок Кей-Мереров забит шкафами от подвала по крышу. Те, которые стоят в гардеробных, барочные на кривых ножках и с зеркалами, те еще ничего. И современные купе в ванных комнатах не так притягивают. Но все равно, манят. Я стала бояться даже холодильников, — слезы потекли по моим щекам.

Но полегчало сразу, как только заговорила.

— Чего же они хотят от тебя?

Неподдельный интерес в серьезных светло-синих глазах. Я ждала от него именно этой реакции. Я приехала для этого.

— Они хотят, чтобы я в них зашла. Залезла вся целиком. И дверь за собой закрыла, — я выдохнула, признавшись.

— Шкафы разговаривают с тобой? — Изя сунул уголок воротника в зубы, — здесь можно курить?

— Здесь нельзя курить. Нет, никаких чужих разговоров в башке не слышу. Меня именно тянет. Особенно один огромный шкаф в винном погребе. Ему лет четыреста. Сплошная деревянная резьба на дверках. Страшный тип с рогами и копытами…

— Неназываемый? — тут же среагировал исследовательский ум.

— Может быть, это его изображение, не знаю, мне это как-то в голову не приходило, — я откинулась в кресле, стала пить мелкими глотками ледяную воду. Интересно. — Представляешь, Изя, я уже трижды ловила себя в этом подвале. Два раза днем, один раз ночью. Макс уехал в Столицу, не ночевал дома, и я улунатила к шкафу. Жесть! Ведь я даже не помню, как спускалась туда по лестнице.

— Барону своему рассказывала? — поинтересовался вяло Кацман. И тут же: — как думаешь, я могу теперь заказать апельсиновый фреш?

— Заказывай все, что душе угодно. Макс не слушает. У него на все один вопрос: ты беременна? Ненормальный!

Неназываемый, спасибо тебе! Я впервые за два месяца говорила все, что думаю.

— Ну, это понятно, — Кацман откровенно потерял интерес к разговору. Ковырял пальцем сливочный крем в хрустальной вазочке, выуживал маленькие разноцветные шоколадки и совал в пасть. Объелся.

— Считаешь, я дура? — я не прятала расстроенного лица. Здесь это не нужно.

— Ты не дура, а моя лучшая и единственная подруга. Пойдем на воздух, — Изя встал, небрежно вытер жирные пальцы вышитой салфеткой и подал мне руку.

Местный рабочий люд, согласно баронскому артикулу, вышел нас проводить. Мы шли сквозь строй поваров и официантов. Толстяк благодарил их за обед с величием принца крови.

— Как здорово! И платить не надо! Для меня это всегда самый печальный момент общепита, — он сунул мою руку себе под правый локоть. Повел не спеша по тротуару.

— Ты догадался, что со мной? Скажи, не тяни, — я ткнулась припухшим носом в его плечо.

Изя пах собой и лабарданом. Где-то в самых складках полотна его рубахи печалился едва различимый древний запах настоящей амбры. Откуда? Из его старинного офиса навеяло? Интересно было бы…

— Ты сама все знаешь про себя, милая моя Ло. Про шкафы, клетки, любовь и дыры в пространстве. А вот что выберешь, откуда мне знать? — хороший человек вздохнул и подмигнул мне ободряюще.

Мы потом говорили что-то и ни о чем, возвращаясь обратно на аэродром.

Белый с золотом бизнес-джет вывалил наружу трап. Кацман честно приготовился махать платком на прощание.

Я оглянулась у самого люка. Мир там, внизу, под горой пестрел всеми оттенками травы и листьев, разноцветных крыш и стекол. Нес запахи и звуки. До сентября осталось всего-ничего.

КОНЕЦ