Лобовое столкновение

— Ты тут случайно не видел, парни из Москвы не приезжали? — спросил Штанина. — У них еще темная мафына. Большая такая, иностранная.

— Не видел, — помотал головой протрезвевший Огладин, с пуговицами он так и не справился. Он стоял навытяжку, как солдат перед генералом, закрывая ладонями растерзанную ширинку. — И машины не было. Это уж точно. Я бы знал…

— Да что вы тут…

Огладин повернул голову в сторону. Он увидел темный силуэт человека. Модная куртка, брюки заправлены в сапоги с острыми носами. Других деталей, даже лица человека разглядеть не успел. Огладина ослепила близкая вспышка, ударил пистолетный выстрел. Пуля сбила с ног. Через пару секунд Огладин открыл глаза. Он лежал грудью на земле, в левую сторону неудобно упиралась так и не открытая водочная бутылка. Боли еще не было, даже не понять, куда попала пуля, кровь сочилась откуда-то сверху, из темечка, заливая левую сторону лица, попадая в ухо. А слабость такая, будто за эти короткие мгновения из его тела насосом выкачали всю кровь.

— Хрена ты с ним базаришь? — Толмач, сжимая пистолет в левой руке, правой поправил автоматный ремень на плече. — Нашел, блин, достойного собеседника. Не видишь, кто перед тобой? Какой-то укроп, ханыга. Местный синяк.

— Да я только слово сказал, — развел руками Штанина.

— Слово… Хочешь, чтобы эта тварь по всей деревне пробежалась, от дома к дому. И рассказала, что гости к Вятке приехали? Давай все быстро кончим. Без художественного трепа.

Он ногой перевернул Огладина на спину. Поставил сапог на живот, вытирая о куртку Огладина прилепившуюся к подметке грязь. Василич моргал бесцветными ресницами. Он видел над собой два темных человеческих силуэта. Люди о чем-то говорили, но смысл слов почему-то ускользал от понимания. Огладин хотел спросить своих убийц: за какую вину в него пустили пулю. Но не успел. Ольшанский, вытерев подметку ковбойского сапога с ушками, опустил пистолетный ствол и дважды выстрелил своей жертве в голову.

…Вятка, заперев дверь на крючок, вернулся на веранду, встал у стола, соображая, что делать дальше. По-прежнему стояла тишина, занимался мутный рассвет, если бы не те пистолетные хлопки, можно было подумать, что ничего не произошло. Ошибиться Вятка не мог: стреляли именно из пистолета. Ни в деревне, ни в дачном поселке никто не держал такого оружия. И для какой оно надобности? Кур пугать? Надо бы выйти за калитку, пройтись вокруг дома. Но только не следует торопиться, сначала надо все обмозговать. Наклонившись над столом, Вятка плеснул в кружку кипятка. Почему-то сделалось холодно, прошибал озноб. Кот Тимофей спрыгнул с печки, потерся ухом о ногу хозяина.

В следующее мгновение верхнее стекло в оконном переплете веранды разлетелось в мелкие осколки. Пуля врезалась в стену. Она прилетела из-за высокой травы и голых деревьев. Стрелка не видно.

Сорвавшись с места, Вятка кинулся в комнату, распластавшись на полу, заполз под железную койку, вытащил из конфетной коробки пистолет Макарова, передернув затвор, засунул оружие под брючный ремень. Сейчас пистолет не лучшая защита. Вятка вытянул из-под кровати двустволку ИЖ-58 шестнадцатого калибра. Выполз задом из-под койки. Снял с ружья пыльный брезентовый чехол, подтянул к себе подсумок, в котором перекатывались наваленные россыпью патроны. Переломив ружье, Вятка вставил патроны в патронник, большим пальцем взвел курки, направил ствол на дверной проем. Он лежал на полу, ноги под железной койкой. Пыль забилась в нос, так хотелось чихнуть, что слезы наворачивались.

Позиция не самая лучшая, но и не самая плохая. Отсюда просматривается часть веранды, стол, оба стула. Если кто-то сунется через входную дверь, Вятка долбанет из двух стволов, изрешетив тонкую стеновую перегородку, уложит противника. Он вслушался в звуки, но слышал лишь, как мелкий дождь скребется по жестяному подоконнику. Тишина, почти как на кладбище. Ни слабого шороха, ни скрипа половицы. Кот Тимофей, почуяв опасность, забился под стол.

Ольшанский побродил вокруг дома, но не нашел и следа бумера. На задах мокла под дождем пустая собачья будка, ржавела длинная цепь. Небольшой сарай на замке. Здесь, видимо, хранится всякое барахло, которое выбросить жалко. Забора тут вовсе нет, вниз уходил склон оврага, за которым начиналось кочковатое поле, оно тянется до темного елового леса.

Ни следа автомобильных покрышек или масляных пятен. Огород зарос сорным кустарником и лебедой. Итак, они промахнулись. Кот со своими парнями сюда не заглядывал. А если и заглянул, не стал задерживаться надолго. Значит, не соврала та коровница, что встретилась им на дороге.

Толмач спустил с плеча автоматный ремень, навел ствол на окно.

— Эй, хозяин, ты жив? — крикнул он. — Выйди. Ты не пострадаешь, обещаю. Есть разговор.

Молчание. Ольшанский стер ладонью с лица дождевые капли.

— Хозяин, я, кажется, к тебе обращаюсь, — Ольшанский чувствовал, что говорит через силу, он просто захлебывается собственной злобой. Эта злоба душит его почти физически, перехватывает горло, не давая нормально дышать. — Давай потолкуем. По-хорошему. Это мое последнее предложение.