Лобовое столкновение

Ожидая, пока соединят с Москвой, Кот проторчал на почте около часа. За стойкой скучала телефонистка, женщина неопределенных лет с пышной прической, приколовшая на лацкан цветастого платья брошку, похожую на значок гвардейца. Она переворачивала страницы многоцветного журнала, пристально вглядывалась в лица мужчин, будто искала и не могла найти среди них своего единственного принца. Костян, усевшись на стуле в темном углу, нетерпеливо поглядывал на часы и жевал обломанную спичку.

Он думал о том, что сегодня в будний день Настя наверняка на работе, или на очередной бизнес-конференции, или на семинаре для деловых людей, счет которым давно потерян. Но Зинаида Петровна, ее мать, разумеется, торчит в квартире. Она домохозяйка, человек не слишком общительный, посвятивший себя семье, заботам о муже и любимой дочери. Сейчас Зинаида наверняка что-то стряпает на кухне и вполуха слушает радио. Если не удастся дозвониться до Насти, он поговорит с ее матерью. Хотя бы передаст через нее, что он срочно уехал в другой город по делам, когда вернется, точно не знает, но обещает перезвонить в выходные, сам все объяснит Насте.

Он выплюнул разжеванную спичку и, обломав серную головку другой спички, сунул ее в рот.

Сейчас Костян жалел, что отношения с родителями Насти не сложились с самого начала, с первого дня их знакомства. Отец, Владимир Николаевич, доктор физико-математических наук, член президиума какой-то там Академии, человек бесконечно далекий от реальной земной жизни и бытовых проблем, занимал должность заместителя директора по научной работе в одном из закрытых институтов. Он знал себе и окружающим его людям цену, и больше всего не любил тратить время на пустяки и пространную болтовню. Вечно поглощенный делами, неразговорчивый, даже угрюмый, он не расставался с огромным портфелем из свиной кожи, под завязку забитым документами. Возвращаясь домой, запирался у себя в кабинете, до поздней ночи шелестел своими бумажками, потом выключал настольную лампу, облачался в полосатую пижаму, похожую на арестантскую робу, снимал очки и ложился на скрипучий кожаный диван.

Когда Настя пригласила Кота к себе домой, Владимир Николаевич соизволил выйти из кабинета в большую комнату, протянул для пожатия вялую ладонь, на ощупь похожую на дохлую рыбину, выброшенную на берег. Усевшись за круглый стол под люстрой, поковырял ложечкой кусок торта, отхлебнул чая и задал Косте несколько вопросов:

— Чем занимаетесь, молодой человек? — бумажной салфеткой Колесников протер стекла очков. — Точнее сказать, чем зарабатываете на жизнь?

— Я перегонял машины из Европы в Россию, — ответил Кот. — Но это в прошлом. Спрос на подержанные иномарки немного снизился. Поэтому я подумываю о другой работе.

— Вот как? — стекла очков блестели, щеки Владимира Николаевича Колесникова налились красками жизни. Верный признак того, что он немного волновался, а короткий рассказ Кота задел его за живое. — Значит, вы подумываете о другой работе? И о какой же, позвольте спросить, работе вы подумываете? Наверное, вам предлагают разные должности, но вы не торопитесь с выбором. Взвешиваете все «за» и «против», дело-то серьезное.

Колесников засмеялся собственной желчной остроте. Странный смех, будто по полу рассыпали сухой горох. Оказывается, этот научный сухарь обладает своеобразным чувством юмора.

— Папа, я ведь все уже тебе сто раз рассказала, — Настя нервно постукивала ложечкой по чашке. — Чем он занимается и все такое прочее.

— Но я сам хочу поговорить с Константином, — Колесников постарался дружелюбно улыбнуться гостю, но не смог, лицо исказила брезгливая гримаса. — Ты ведь не откажешь отцу в этом удовольствии? Поговорить с нашим гостем?

— Не откажу. Но ты, как говорится, полегче на поворотах. Человек первый раз в нашем доме. Костя чего доброго решит, что ты прокурор, а не человек науки.

Настя, стараясь скрыть раздражение, отвернулась к телевизору. Перед приходом Кости она взяла с отца честное благородное слово, что он не станет задавать свои вопросы с подковырочкой. Но Колесников не подумал сдержать обещание. Теперь оставалось слушать этот неприятный тягомотный разговор, дожидаясь, когда же он наконец закончится. Зинаида Петровна молчала, она сосредоточенно жевала сухое печенье и пила чай с молоком, будто ничего не слышала.

— Настя говорила, у вас десять классов, — сказал Владимир Николаевич. — М-да, маловато… Не самое блестящее образование по нынешним временам. Продолжить учебу не собираетесь?

— Понимаете ли, — замялся Костян, — я уже основательно позабыл школьную программу. Столько лет прошло с тех пор. А в институт поступать, кажется, уже поздновато. Как я буду выглядеть среди этих мальчишек, вчерашних школьников? Как-то неадекватно. Глупо.

— Глупо, если вы не станете учиться дальше, — поправил Колесников. — Не буду перегружать вашу голову сентенциями типа «ученье — свет». Но на работу к себе в институт я бы не взял человека с десятилеткой. Даже на должность лаборанта с копеечной зарплатой.

— Что ж, буду делать выводы, — кивнул Кот.