Locus Solus. Антология литературного авангарда XX века

Не то на следующий день, не то несколькими днями позже девушка начала разыскивать старшего из мужчин. В этом предприятии она и его сын стали партнерами, сонаемниками; на самом деле именно сын и объяснил О: чтобы преуспеть в качестве детектива, нужно избавиться от страха.

По какой-то неведомой ей причине О всегда боялась людей.

Отец оставил единственный ключ к своему местопребыванию: ДН.

Никто, похоже, не знал, являются ли эти буквы чьими-то инициалами, сокращением для чего-то или же они принадлежат языку, непонятному ни одной живой душе. О и сын считали, что ДН было названием кофейни………………………………………………………………………………………………………………Они приехали в заброшенный городок на Западе. Кофейня, которую они обнаружили в одиночестве, именем коему было улица, сплошь желтая внутри, названия не имела…………………………………………………………………………………………………………Они добрались до какого-то ранчо. Главная постройка, которую они поначалу не заметили, столь она была неприметна, оказалась одноэтажным зданием с облупленной белой краской. Справа в стену встроено кафе.

Девушка кормила свою лошадиную (величиной с большую лошадь) собаку — целое блюдо сырых гамбургеров. Она привыкла быть замужем за сыном; теперь она жила на этом ранчо и была счастлива.

Таков второй ключ.

И больше не потребовалось, поскольку человек, которого она разыскивала, шел прямо на нее. В открытую, кроме них двоих, там никого не было. О поняла: все, что с ней случилось, случилось только потому, что ее влекло к этому мужчине. К этому отцу. А ненавидела она его потому, что он был полон насилия.

Тут-то О и начала учить его, как обратить насилие в удовольствие.

Затем О решила, что хочет отправиться туда, где никогда до тех пор не была.

Говорит О:

Революции в Китае еще только предстояло начаться. В то время слово революция ничего для нас не значило, ведь всем владело одно и то же правительство. Казалось, идти уже некуда. Все мои друзья, включая и меня саму, так и не достигнув старости, уже умирали и, прежде чем умереть, жили совершенно невыносимым образом, ибо такова была жизнь. Невыносимая.

Я не интересовалась политикой.

Я отправилась в Китай, как обычно куда-то направлялась: следом за парнем.

Я верила, что мы любим друг друга.

Какая разница, как называется тот незнакомый город, в который я приехала. В Китае все незнакомые города состоят из трущоб, а те выглядят на одно лицо: каждый — лабиринт, греза, в которой улицы переплетаются с улицами, исчезающими во все новых и новых улицах, и каждая из них никуда не ведет. Ибо исчезли любые знаки.

Бедняки ели все, что попадало им под руку.

Перед самой революцией китайское правительство объявило людям, что спад позади. Из-за этой лжи бедняки не могли отличить экономическую жизнеспособность от неспособности. Кое-кто из них ходил с торчащими из тела иглами.

Многие женщины торговали собой ради денег.

В, мой приятель, сказал, что если я люблю его, то должна торговать собой ради него. Я знала, что начинал В с женщин, которые были проститутками. Я не знала, глубоки ли его чувства ко мне и вообще каковы эти чувства. Я все чаще и чаще изумлялась, почему тянусь за мужчинами, которым до меня нет дела.

В моей жизни наяву царила мать, а не отец. Когда она была жива, она меня не замечала, а когда замечала, ненавидела Она хотела, чтобы я была ничем или чем-то еще худшим, ведь именно мое появление у нее во чреве, даже еще и не в этом мире, стало причиной того, что ее бросил муж. Так моя мать, которая была восхитительна, очаровательна и лжива, мне когда-то сказала.

Когда еще была жива.

Отсутствие — имя не только отца.

Каждый публичный дом — это детство.

Тот, в который поместил меня В, назывался «Анжель».

Вне стен публичного дома мужчины боятся красивых женщин и бегут от них; очаровательная женщина, чтобы быть с мужчиной, должна нести шрам. Шрам не физический. Именно в этом и была слаба моя мать; ее слабость стала моей судьбой.

В борделе женщины, как бы они ни выглядели на самом деле, для мужчин всегда прекрасны. Ибо воплощают их фантазии. Тем самым так называемый мужской строй отделяет на территории, называемой женские тела, свои доводы от своих фантазий.

Поскольку во всем борделе я оказалась единственной белой девушкой, остальные, включая и Мадам, которая когда-то была мужчиной, меня ненавидели. Они насмехались над такими моими качествами, как, например, вежливость. На самом же деле они не могли примириться, что на проституцию меня толкнула отнюдь не экономическая необходимость. Для них слово любовь не имело никакого смысла. Но я стала шлюхой не потому, что любила В до такой степени, что сделала бы для него все. Все, чтобы убедить его полюбить меня. Я уже начинала понимать, что никогда не получу любви. Я пошла в публичный дом по своей доброй воле, чтобы суметь стать ничем, поскольку, как мне верилось, только не будучи ничем, я начну видеть.

Я даже не догадывалась, что я делаю.