Лодки уходят в шторм

— Не любо — не слушай, а врать не мешай, — ответил ему бородатый, и все рассмеялись. — Ты не обижайся, матрос. Сказывай свою сказку.

— Мой сказ простой: надо вам сговориться с отрядами окрестных сел и всем миром ударить по бандам, обложившим Ленкорань. И поделиться с ней чем можете: рыбой, рисом, хлебом. Там голодные, разутые, раздетые красноармейцы живота своего не щадят, чтобы отстоять Советскую власть, они за вас же и дерутся. Ведь стоит бандам взять Ленкорань, как они примутся за вас. И тогда не спасут вас ваши карабины и берданки. А если вы сейчас…

— Бандиты! Бандиты скачут! — с криком прибежал на площадь парень с карабином.

— Вот тебе и присказка! — сердито бросил бородатый и крикнул вслед своим, бежавшим на окраину села: — Занимай посты, ребята!

Ахундов и Морсин понимающе переглянулись: ясное дело, ото молла Керим известил Мамедхана о "большевиках-смутьянах", и банда устремилась по их следам.

— Ширали, ты уходи, мы задержим их! — приказал Морсин и побежал за бородатым.

— Никуда я не уйду! — не отставал от него Ахундов.

— Ты вот что, беги в Нель, подымай тамошних на подмогу!..

Алексеевцы, засевшие в укрытии на окраине села, открыли дружный огонь по всадникам, галопом скакавшим по платановой аллее. Передние всадники попадали, задние бросились врассыпную, но, подгоняемые Мамедханом, снова ринулись вперед, открыли огонь, стали теснить сельчан. Те, отстреливаясь, отступили к центру села, заперлись в деревянной церквушке, заняли круговую оборону. Морсин поднялся на колокольню и бил оттуда из нагана по бандитам, залегшим на площади. Когда кончились патроны, он схватил веревку колокола и начал звонить. Жидкий медный звон набатом разнесся по селу, оглашаемому перестрелкой и воплями женщин и детей. Бандиты сосредоточили огонь на колокольне. Через какое-то время звон прекратился.

Ахундов, быстро собрав вооруженных селян Веля, спешил на выручку. Он слышал тревожный набат колокола, который почему-то внезапно прекратился. Когда отряд самообороны Веля ворвался в Алексеевку, Мамедхан приказал своим людям уходить: в его расчеты не входило ввязываться в затяжной бой. Но прежде чем оставить село, бандиты обложили церквушку соломой и подожгли. Сухое дерево мгновенно занялось, и вскоре церквушка превратилась в высокий ревущий костер, из которого начали выскакивать объятые пламенем люди. Женщины и дети, прибежавшие на площадь с баграми и ведрами, обливали их водой, пытались погасить пожарище.

Ахундов, помогая спасать людей, спрашивал каждого:

— Морсина не видели? Матроса… Где Морсин?

Церквушка сгорела дотла. На горячем перелище нашли несколько обуглившихся трупов. Ни в одном из них Ахундов не смог опознать Морсина…

— Значит, даже могилы его не будет? — спросил Сергей, выслушав печальный рассказ.

— Не будет, — подтвердил Беккер. — Но когда мы разобьем наших врагов, мы поставим в центре Ленкорани большой памятник, твоему отцу и всем героям, кто пал и еще падет за революцию!..

Сергей тихо плакал.

— Перестань, Сергей. Будь мужчиной… Возьми себя в руки. Ну же! Успокойся, и пойдем в Реввоенсовет. Доложишь о Привольном.

10

А за десять дней до этого, 12 июля 1919 года, в Астрахани поздно вечером С. М. Киров и новый командующий Астраханско-Каспийской флотилией Ф. Ф. Раскольников пришли на стрелку реки Кутум, в которой стоял готовый к отплытию парусно-моторный катер "Встреча". На причале их ждали пассажиры катера — Коломийцев, секретарь его миссии Руманов-Асхабадский и англичанин Отто Герман. Киров вручил Коломийцеву шкатулку с деньгами и драгоценностями, которые предназначались для оплаты расходов подпольных Кавказского краевого и Бакинского комитетов партии, а Раскольников подарил ему красный корабельный флаг.

— Пусть он всегда будет при вас как символ Советской России, — сказал он.

Крепкие мужские рукопожатия, скупые напутствия, и катер медленно отвалил он причала, вышел из Кутума в Волгу, взял курс на юг. Остались позади астраханские огни, проплыли мимо волжские берега. Вскоре "Встреча" вышла в открытое море.

Летняя ночь усеяла черное небо россыпью крупных, мерцающих звезд. Из мрака водного простора повеяло прохладой. Ветер крепчал, волнение Каспия усиливалось.

Катер приближался к двенадцатифутовому рейду, за которым, блокируя Астрахань с моря крейсировали вражеские суда.

Коломийцев вошел в рубку. Комов стоял у штурвала, напряженно всматривался в темноту.

— Акулы ждут? — спросил Коломийцев, указав на темные силуэты кораблей.

— Ждут…

— Вели ребятам готовить гранаты. И пулемет расчехлить. Прикажут подойти — откроем огонь, закидаем гранатами и уйдем. Шторм начинается, не отважутся погнаться за нами.

— А если снарядом накроют? — покосился на него Комов, потом высунулся из рубки, крикнул: — Ребята, ставь паруса! Максим, стоп машина!

Стук мотора оборвался. На мгновение воцарилась оглушительная тишина, потом ее заполнил гул расходившегося моря.

— Примут за рыбаков — не обратят внимания. Ну, а если что…

Затрещали под ветром паруса, катер понесло, зашвыряло с гребня на гребень.

Вскоре темные громады кораблей остались позади.