Лодки уходят в шторм

— Вот тебе и троянский копь! — усмехнулся Мамедхан.

— Надо полагать, джентльмены, этот новый комиссар…

— О, вы не знаете его! — выскочил Сухорукин.

— Прошу не перебивать!.. Новый комиссар принялся исправлять оплошности здешнего совдепа, который до сих пор оставлял на свободе многих из вас, — он оглядел присутствующих, — а вы не воспользовались своей свободой. Думаю, пора переходить от слов к делу! — Ролсон у зеркала наклеил бороду, надел чалму и абу. — Хочу надеяться, что в следующий раз, и очень скоро, я смогу приехать к вам без этого маскарадного костюма.

— Мистер Ролсон, я провожу вас, там мои люди, — предложил Мамедхан, не желавший больше задерживаться здесь. — Я тоже скоро вернусь. — Он вызывающе посмотрел на Хошева. — И не в этом, — подергал он свои лохмотья, — в белой черкеске, на белом коне вернусь! Всех перережу!

— Да, да, возвращайтесь скорей!.. — рассеянно бормотал Сухорукин, провожая их до двери аптеки. Возвратясь, нервно вышагивал по комнате.

— Арестован… Арестован…

— Что ж теперь будет, Терентий Павлович?

Сухорукин остановился и посмотрел на Хошева так, словно впервые видел его:

— Вы еще здесь? — Потом вдруг схватил его за руку: — Вы!.. Вы будете нашим троянским конем!

— Я? Троянским конем?

— Да, да, да! Этот вернется, смею вас заверить, — он посмотрел в сторону двери, — вернется и перережет и большевиков, и нас заодно. Так вот, вам надо, не мешкая, сколотить отряд. И как только Мамедхан двинется на Ленкорань, вы предложите комиссарам свои услуги.

— Какие услуги? В чем?

— О господи боже ты мой! — всплеснул длинными руками Сухорукин. — Ну, скажете, что ваш отряд готов сражаться на их стороне с мусаватскими бандами…

— Понял, все понял! — загорелся Хошев. — Я вырву "батюшку" из рук комиссаров!

— Поспешайте, пока они не пустили его в расход.

Хошев вздрогнул. Козырнул, щелкнув каблуками:

— До скорой встречи!

Сухорукин снова зашагал по комнате, напряженно обдумывая что-то. Остановился, услышав голос Рябинина:

— Неужели они расстреляют батюшку полковника?

— Где он сидит?

— В Ханском дворце, на третьем этаже.

— Ты имеешь доступ к нему?

— Допустят.

Сухорукин наклонился к самому уху Рябинина:

— Слушай, Рябинин, а ты мог бы… умертвить его?

Рябинин испуганно отпрянул, замахал руками:

— Что вы, что вы, господь с вами, Терентий Павлович! Да как у вас язык поворачивается? Пролить кровь нашего "батюшки"!..

— Да зачем же кровь проливать? Я говорю умертвить, а не убить. Передашь ему микстуру или порошочки… якобы от малярии…

— Бог с вами, Терентий Павлович, а только я на такое не способен, — хмуро ответил Рябинин.

— Ах, как это взорвало бы Мугань, как взбудоражило бы! — Глаза Сухорукина лихорадочно засверкали. — Неудержимый поток хлынул бы в Ленкорань, разорвал бы на куски, растоптал бы комиссаров!

Рябинин со страхом смотрел на этот приступ садистской ярости. Но вот глаза Сухорукина погасли, и он устало усмехнулся.

— Ну да ладно, братец, я просто к слову сказал… А вот комиссара Отраднова не мешало бы убрать.

— Этого можно, — согласно кивнул Рябинин.

Сухорукина поразила такая готовность.

— Сам?

— Есть подходящий человек.

— Ну-ну…

И Сухорукин зашагал по комнате, снова уйдя в свои размышления.

15

Ульянцев не переставал удивляться: что за диковинные деревья растут в здешних лесах. Но больше всего его поражало железное дерево, не похожее ни на одно растение, виденное им в заморских странах. Вместо одного ствола сразу несколько, корявые ветви, прикоснувшись, срослись друг с другом и с ветвями рядом стоящих деревьев, придавая лесу какой-то фантастический, сказочный вид. А рядом — небольшое стройное дерево с ажурно вырезанной изящной листвой и крупными пучками мелких цветков нежно-розового и желтоватого цвета — знаменитая ленкоранская шелковая акация.

Со времени приезда в Ленкорань Ульянцев впервые выезжал в село, впервые любовался лесистыми окрестностями города. Сам город, зеленый, уютный, красивый, сразу же полюбился ему. Сейчас, очарованный окрестностями Ленкорани, он, спокойный и сдержанный человек, по удержался от восторженного возгласа:

— Что за дивные места! Вот закончим революцию, здесь и устроим вечную стоянку. Как, ребята, даете "добро"? — Он обернулся в седле к Салману и Сергею, ехавшим позади него и Агаева.

— А где, на Форштадте или в Герматуке? — наморщив нос, заулыбался Сергей.

— Приедем в Герматук, там на месте и решим, — ушел от прямого ответа Ульянцев.

— У нас лучше, Тимофей Иванович, — заверил Салман.

— Каждый кулик свое болото хвалит, — отшутился Ульянцев.

— Чего, чего, а болот у них хватает, — подхватил Сергей. — Всякие "морцо", "истили"…

— А что это?

— Водохранилища для полива чалтыка, — ответил Салман. — Зато какой у нас лес, какие сады!

Ульянцев и Агаев с добродушной усмешкой прислушивались к беззлобному поединку ребят. Став помощниками (и секретарями, и переводчиками, и своего рода адъютантами) двух ответственных руководителей Советской Мугани, они получили возможность все время бывать вместе.