Лодки уходят в шторм

Кузьминична накрывала в столовой к завтраку. Немолодая, дородная сельская женщина, она много лет служила у полковника экономкой. Овдовев, старый греховодник сожительствовал с ней, и потому она вела себя с ним свободно.

— Скоро ли ты? — крикнула она, расставляя на столе миски с грибами и огурчики собственного засола.

— В полной боевой готовности!..

Ильяшевич сел за стол. Солнце играло на узорной резьбе хрустального графина. Ильяшевич налил две рюмки.

— Ну-с, Кузьминична… — Он опрокинул рюмку в рот, подцепил вилкой скользкий грибочек…

В эту минуту во дворе ленкоранской гарнизонной казармы раздалась команда:

— Шаго-ом… марш!

Грянул духовой оркестр.

„Смело, товарищи, в ногу…“

Взвилось красное знамя с вышитыми золотом словами „Первый интернациональный бакинский полк“, и шеренги красногвардейцев вышли на улицу.

Звуки оркестра взбудоражили город. Первыми выскочили из калиток мальчишки, за ними поспешили взрослые. Со всех улиц на пустырь „Вала чимени“, словно ручейки в озеро, стекался народ.

Где-то на „чайграгы“ пожилая женщина окликала с веранды соседку:

— Мапы, ай Мапы! Что там за тарам-турум?

— Не знаю, Марьям. Наверное, опять власть переменилась.

На пустыре собрались почти все части Ленкоранского гарнизона. Точно в назначенный срок, встреченный бурными возгласами „Ура!“, пришел второй батальон. Рядом с отцом шагал Сергей. Чуть позже в город въехал партизанский отряд Балы Мамеда. Сельчане, в папахах, перепоясанные патронташами, с короткими обрезами и карабинами в руках, выглядели грозно.

Начался митинг. Ширали Ахундов, Сергей и Ломакин и совсем еще юный девятнадцатилетний учитель Али Мамедов, которого все называли „сыном папахчи Самеда“, один за другим поднимались на трибуну — поставленные друг на друга ящики. Их речи были короткими, страстными. Они говорили о том, что два года назад народ сверг царя, но помещики, ханы и беки, белогвардейские генералы, не хотят отдать власть народу, не хотят уйти без боя. Они развязали гражданскую войну. Но, как бы они ни сопротивлялись, их часы сочтены и Советская власть, народная власть победит непременно!

Каждого оратора провожали аплодисментами и криками „Ура!“.

Оркестр грянул „Марсельезу“. Батальоны строем двинулись по запруженной народом улице…

…Ильяшевич допивал большую, тонкого кузнецовского фарфора чашку чая, когда у калитки оборвался топот копыт. Секунду спустя в комнату стремглав вошел его адъютант, поручик Калашников.

— Ваше высокородие, в Ленкорани беспорядки! — выпалил он, подавая пакет.

Дубянский торопливым почерком писал о массовой манифестации Ленкоранского гарнизона, крамольных речах и, главное, о том, что солдатский (читай: большевистский!) комитет предъявил требование о незамедлительном выводе из Ленкорани дашнакской части полковника Макарова, терроризирующей местное население и провоцирующей стычки с интернациональным полком. В случае невыполнения этого требования солдатский комитет намерен…

Кровь ударила в разгоряченную голову Ильяшевича.

— Да это бунт! — закричал он, скомкав и бросив письмо на пол. — Арестовать! Немедленно арестовать комитетчиков!

— Ваше высокородие, взбудоражен весь гарнизон, — нерешительно напомнил Калашников.

„Взбудоражен!“ — и перед взором Ильяшевича мгновенно возникло распростертое тело полковника Аветисова с маленькой круглой дыркой во лбу, из которой медленно сочилась кровь. Хмель мигом отлетел. Устыдившись горячности перед франтоватым поручиком, Ильяшевич заговорил глухим, хрипловатым голосом:

— Передайте полковнику Макарову… пусть передислоцируется в район Астары… Временно, так и скажите ему: временно! Во избежание эксцессов… Впрочем, я сам поеду. Распорядитесь!

— Слушаюсь! — щелкнул каблуками Калашников и вышел.

— Кузьминична, одеваться! — крикнул Ильяшевич, сбрасывая мохнатый халат…

5

Вернувшись в Баку, Кожемяко встретился на конспиративной квартире с членами Бакинского бюро Кавказского краевого комитета партии и доложил о леикоранских делах. Большой интерес членов крайкома вызвало сообщение о возможности установить связь с Астраханью посредством учебных гидропланов. Такая связь была крайне необходима: ведь только через Астрахань мог сноситься Баку с Москвой, с Лениным, но уже полгода, со времени занятия Дагестана белогвардейцами и появления на Каспии вооруженных судов под флагом Великобритании, бакинские большевики-подпольщики были отрезаны от внешнего мира, заперты, словно в мешке. Все остальные вопросы, как говорится, терпели, и разговор шел, главным образом, о реализации плана, предложенного Кожемяко. Решили, не откладывая в долгий ящик, перебросить на остров Сару несколько бочек бензина. Предлагалось также создать промежуточную базу на одном из островов Бакинского архипелага, на котором гидропланы могли бы в случае необходимости подзаправиться горючим. Для организации дела Кожемяко выдали две тысячи рублей николаевских денег.