Лодки уходят в шторм

— Вы у Сухорукина спросите, мистер Ролсон, — ехидно предложил Мамедхан. — Он с бакинскими комиссарами — чашка-ложка! Сам комиссаром был, председателем уездной Советской власти.

— Наш уездный исполком, — с достоинством ответил Сухорукин, — был сплошь эсеровским. Вы должны знать, мистер Ролсон: если бы эсеры не попридержали муганский хлеб, Бакинский совнарком, может быть, и не нал бы так быстро.

— Истинно так! — задергалась бородка Алексеева. — Попридержали.

Ролсон благосклонно кивнул им.

— С кем же поддерживает связь этот комитет связи? — улыбнулся Ролсон собственной шутке.

— Э, батенька! — махнул рукой Ильяшевич. — Со всеми солдатскими комитетами…

— Комитет связи — это легальный выборный орган трудящихся и солдат уезда, — поспешил пояснить Сухорукин.

Ильяшевич хмуро покосился на него и продолжал:

— Наш Ленкоранский уезд кишит войсками, как ярмарка цыганами в воскресный день. Тут тебе и красногвардейские, и националистические, и кулацкие отряды — кого только нет! И в каждом отряде помимо солдатских комитетов — нелегальные большевики. Пойди дознайся, кто из солдат мутит воду… — Ильяшевич спохватился, как бы англичанин не заподозрил управу в бездеятельности, и поспешил добавить: — Впрочем, мой заместитель Дубянский уже напал на след гарнизонной ячейки. Завел „дело“, подшивает в него донесения — прокурор бывший. — Ироническая усмешка мелькнула на лице Ильяшевича, но он тут же жестким тоном договорил: — Дайте только срок, мы им такую баню устроим — кости затрещат!

Ролсон удовлетворенно закивал:

— Как говорят у вас, хорошую голова помойку.

— Головомойку, — поправил Сухорукин.

— Да, да… — Ролсон ткнул трубкой в сторону Ильяшевича. — А теперь я имею передать вам личное поручение генерала Деникина. Конфиденциально.

Ильяшевич мгновенно поднялся, бросил присутствующим:

— Все свободны, господа!

2

Ролсон отбыл из Ленкорани в тот же день, после банкета. Обед состоял из множества необыкновенных блюд национальной, талышской кухни, здравицы были многословны и часты, и застолье затянулось, из-за чего пришлось задержать отплытие „Ленкоранца“ на целый час.

Проводив англичан, Ильяшевич вызвал на экстренное совещание Дубянского, начальника штаба Аветисова и командиров всех частей гарнизона.

Муганское войско, которым командовал Ильяшевич, действительно представляло собой довольно пестрое, разношерстное сборище. Помимо костяка — части, состоявшей из кадровых солдат-пограничников, оставшихся здесь после расформирования бывшей армии, потому что им некуда было податься, в Ленкоранский гарнизон входили: 2-й батальон Интернационального полка (бакинские рабочие), присланный Баксовнаркомом после мусаватского мартовского мятежа, красногвардейские части, подавшиеся на юг после падения Бакинской коммуны, националистический, дашнакский полк из войска Диктатуры Центрокаспия, бежавший от турок и мусаватского правительства, бронеотряд с одним-единственным броневиком, тем самым, что был послан Бакинской коммуне по распоряжению Ленина, юнкера гидроотряда (с двумя французскими гидропланами). Помимо того на Мутани почти в каждом крупном селе имелся хорошо вооруженный отряд самообороны, а в Привольном к тому же еще и эскадрон большевистски настроенных солдат-фронтовиков. Действовал на Мугани и мародерствующий отряд Шевкунова, менявший окраску и попеременно служивший и красным, и белым.

Все эти части и отряды, вихрем времени собранные под одной „крышей“, объединяли одна только необходимость борьбы с мусаватскими и персидскими бандами, орудовавшими в горах Талыша и на Ленкоранской низменности, к югу от Ленкорани, и авторитет „батюшки“ Ильяшевича, ставшего знаменем этой борьбы.

А в остальном — жили розно и враждебно, словно пауки в банке. Споры и стычки часто переходили в кулачные бои, а иногда гремели выстрелы. Самоволки, попойки, грабежи и насилия над горожанами приняли такой размах, что Ильяшевич был вынужден создать специальную комиссию по борьбе с преступностью в войсках. Ее председателем он назначил своего заместителя по краевой управе Дубянского, бывшего старшего следователя по особо важным делам, которого в насмешку называл „прокурором“ — Ильяшевич знал, что Дубянский зарится на его кресло в краевой управе, и умышленно поручил эту невыполнимую работу ему, штатскому человеку, мотивируя тем, что он силен в юриспруденции: будет на кого собак вешать!

Но Дубянский боролся не столько с преступностью, сколько с той незримой — большевистской — силой, которая с каждым днем все настойчивей давала знать о себе.

Большие надежды возлагал Ильяшович на старого службиста, требовательного полковника Аветисова. Бывший начальник штаба войск Диктатуры Центрокасаспия Аветисов, сотрудничая с Денстервилем и другими англичанами, вскоре убедился, что те не станут лезть в огонь ради защиты Баку от турок, а пошлют на убой малочисленное войско Диктатуры, заблаговременно подал в отставку и перебрался на Мугань. Ильяшович принял его с распростертыми объятиями и назначил своим начальником штаба.