- Даже отец Каллистратий, на что уж строг, даже он признает его самым совершенным из рыцарей... из вообще всех, кого встречал в жизни. А он, как ты помнишь, прожил долгую жизнь, общался с королями и даже императорами.
- Да-да, - подтвердила Ортруда, - даже отец Каллистратий! Правда...
Она замялась, Эльза тут же насторожилась.
- Что?
- Да так, не обращай внимания.
- Нет, Ортруда, ты мне скажи! Я хочу знать все, что касается моего мужа. А это ведь касается его, не так ли?
Ортруда ответила уклончиво:
- Касается, но... ты не волнуйся, это его нисколько не порочит.
- Так что же?
- Отец Каллистратий как-то обронил, что так ведут себя великие грешники, что раскаялись и ведут праведную жизнь. Они стараются возместить все то зло, которое совершили, своими добрыми и благородными поступками. Потому Лоенгрин готов отдавать все свое, ничего не требуя взамен, потому что... - прости, это не я говорю, это говорил отец Каллистратий! - потому что когда-то он все отнимал вместе с жизнями...
Эльза спросила мертвым голосом:
- Но ведь отец Каллистратий говорит о нем хорошо?
- С восторгом, - воскликнула Ортруда. - Для отца Каллистратия это пример, что даже самые великие грешники могут раскаяться и жить даже праведнее, чем остальные люди! Отец Каллистратий относится к нему с великим уважением. Даже с величайшим!
Эльза закусила губу, мозг ее работал с лихорадочной скоростью. Наконец она сказала с загадочной улыбкой:
- Да, это многое объясняет...
Глава 18
Лоенгрин прошелся с Перигейлом по замку, выбирая, где разместить на ночь двенадцать рыцарей и двенадцать оруженосцев. При обилии помещений удалось, хоть и не сразу, выбрать самые удаленные друг от друга и так, чтобы выходы постоянно под присмотром замковой стражи.
- Вот теперь точно муха не пролетит, - сказал Перигейл с облегчением. - Да еще братья Мюнтенфэринги прибудут...
- Отлично, - сказал Лоенгрин. - Ладно, я пойду принимать присягу Тельрамунда. С таким зверем это надо делать только в главном зале и сидя на троне...
Перигейл понимающе улыбнулся. Лоенгрин пошел вниз, на лестнице к нему бросилась сияющая Эльза.
- Дорогой, - прошептала она и прижалась к нему, - ты зря от меня скрываешь прошлое. Как бы ни были твои преступления в прошлом велики, но если даже отец Каллистратий считает тебя хорошим христианином...
Он удивился, отстранил ее на вытянутые руки и внимательно посмотрел в глаза.
- Постой-постой. Что там насчет великих преступлений?
Она пересказала весь разговор с Ортрудой, добавила:
- Дорогой, я сразу хочу сказать, что я люблю тебя, какие бы великие преступления ты ни совершил.
Он помолчал, пробормотал:
- Ага, вот в чем дело. Меня подозревают в великих преступлениях...
- Но, дорогой, - воскликнула она обиженно, - не мог же ты совершать мелкие...
Он кивнул.
- Ну да, мелкие унижают. А великие... они даже и не преступления, если очень великие. Мелких стыдятся, великими преступлениями гордятся, верно?
Она сказала с облегчением:
- Верно. Так что не стыдись своего прошлого.
Он помолчал снова, наконец улыбка скользнула по его губам.
- Не стыжусь.
- Дорогой...
- Да?
- Я что-то могу сказать Ортруде?
Он взял ее лицо в ладони и внимательно посмотрел в чистые и честные глаза.
- Эльза, неужели ты не понимаешь, что эта женщина вбивает между нами клин?
Она ответила после паузы:
- Она завидует мне, однако... старается быть мне полезной. Теперь у меня вся власть, потому она старается держаться ко мне поближе.
- А ты?
- Что? - спросила она с неудовольствием.
- Что заставляет тебя держать ее в подругах?
- Она не подруга!
- А кто?
Она пожала плечами.
- Женщина, которая бывает мне полезной. Лоенгрин, у фризов женщины свободнее в обществе, потому она знает намного больше меня о мире, о королях, о придворной жизни, о новых платьях и разных хитростях, к которым прибегают женщины, чтобы понравиться мужчинам. Это так увлекательно! Я слушаю ее с большим удовольствием. Нет-нет, я знаю, что ты думаешь, но я не под ее влиянием. Нет, просто слушаю и... запоминаю. Что-то для меня совсем неприемлемо, но какие-то мелочи могут пригодиться. Разве я поступаю неверно?
Он сказал невесело:
- Мудрец пьет мудрость из всех источников, но, боюсь, у тебя еще нет старческой мудрости, чтобы определить, что нужно запомнить, а что не следует даже слушать.
Она спросила с обидой:
- А ты? У тебя есть?
- И у меня нет, - ответил он. - Но у меня были мудрые наставники.
- Ах, Лоенгрин! Ты мой наставник!
Она бросилась ему на шею, он подхватил ее на руки, Эльза счастливо вскрикнула и закрыла глаза, чувствуя, как ступеньки и стены закружились вокруг нее.
- Так слушайся, - сказал Лоенгрин настойчиво. - Ты разве не понимаешь, что требуешь от меня, чтобы я отказался от звания паладина! Увы, Эльза, опуститься до простых... людей - просто. Подниматься всегда трудно. Я это ощутил на себе, да-да. Ты уже не однажды в той или иной форме требовала, чтобы я рассказал о своем происхождении, а я, глупец, старательно делал вид, что не так тебя понял! На самом деле все уже произошло, Эльза. Мне нужно было уйти еще раньше...
Эльза вскрикнула в ужасе:
- Лоенгрин, что ты говоришь!