Лоенгрин, рыцарь Лебедя

За его спиной охнули, потом послышались довольные голоса. Лоенгрин кивнул, взгляд его сказал, что он с этим закончил, и рыцарь Лебедя вышел из зала стремительной походкой молодого и сильного воина.

Сэр Диттер сказал одобрительно:

– Молодой герцог жесток. Давно так не поступали с лордами. Хотя земли вроде бы каждый раз отбираются, а затем жалуются, но это уже просто ритуал, а на самом деле когда-то пожалованное на время стало наследственным.

– Лоенгрин поступил резко, – согласился Шатерхэнд. – Новая метла метет чище? Во всяком случае, неплохо бы в самом деле отбирать у некоторых земли…

Перигейл поморщился.

– Такое чревато потрясениями!

– Не у всех отбирать, – напомнил Шатерхэнд, – я сказал, у некоторых.

– Но начать отбирать у некоторых, – сказал Перигейл, – и другие забеспокоятся. С Хейлом все-таки ясно, поднял откровенный мятеж, отказался подчиняться и надеялся отсидеться за могучей стеной. Он наказан, это все понимают. И если у кого-то и проскальзывали подобные мыслишки, то сейчас каждый будет уверять герцога в преданности. Искренне или притворно, уже неважно. Главное – мир и безопасность во всем герцогстве.

На обратном пути даже кони ступают красиво и уверенно, голоса воинов звучат бодро, солнце сурово и ярко играет бликами на выпуклых частях доспехов.

Лоенгрин, как и положено, во главе, за ним знаменоносец красиво держит подрагивающее под напором ветра древко, полотнище развевается победно, рыцари выглядят не просто довольными, а счастливыми, сэра Шатерхэнда все еще поздравляют, хлопают по плечам, Лоенгрин догадывается по металлическому звону.

Сэр Перигейл догнал молодого герцога, даже донельзя довольный, сказал с широкой улыбкой:

– Как вы сумели убить одним камнем двух зайцев, ваша светлость! И противника убрали быстро и жестоко, и сэр Шатерхэнд будет вам верен, как никто больше… Да и другие рыцари увидят, что ваши приказы лучше выполнять, чем им противиться.

Лоенгрин тяжело вздохнул.

– А у меня кошки скребут, что я поступил так жестоко… Но они сами напросились, я действовал так, как был вынужден! Не понимаю… почему люди грязные и грубые чувствуют свое преимущество над чистыми и вежливыми? Да еще и этим похваляются?

– Может быть, они сильнее? – предположил сэр Перигейл.

Лоенгрин покачал головой.

– Нет. Даже самые слабые на этой грешной земле стараются выглядеть свирепыми и наглыми, они смеются нарочито грубыми голосами, растопыривают локти, чтобы казаться больше и страшнее, смотрят нахально и вызывающе…

Сэр Перигейл взглянул на него с неловкостью.

– М-да, интересные вопросы вы задаете, ваша светлость…

– Чем же?

– Я их тоже задавал, – сообщил Перигейл. – Когда мне было семь лет. С тех пор я повзрослел, а вот у вас так и осталась… такая же чистая душа, как у ребенка. Даже не знаю, хорошо ли это?

Лоенгрин сказал с неуверенностью в голосе:

– Наверное, хорошо…

Сэр Перигейл проговорил с сомнением:

– А я вот не знаю.

– Почему?

Он сдвинул плечами.

– Не с детьми рядом живем, а со взрослыми. А те бывают всякими… Будешь с ними чист, как ребенок, мигом всего обдерут, да еще и дураком выставят.

Глава 6

На въезде в замок им устроили триумфальную встречу, всех забрасывали цветами, молодые девушки выбежали навстречу и целовали рыцарей, поздравляя с победой, а когда узнали про удачу сэра Шатерхэнда, что в одночасье стал виконтом и получил огромную крепость во владение вместе с большим наделом земли, от воплей радости зазвенел весь замок. «Все-таки Шатерхэнда любят, – еще раз подумал Лоенгрин, – я все правильно сделал, хватит себя винить…»

Вечером он поднялся на башню, там воздух свежее, всегда ветерок, и лучше думается, когда перед глазами такая ширь, хотя и по большей части просто дремучий мрачный лес, а справа Шельда, по которой он приплыл, но судоходной ему еще предстоит ее сделать…

Эльза тихохонько подошла сзади, хотела сесть к нему на колени, но не решилась, придвинула кресло и опустилась в него так красиво, что он растроганно улыбнулся.

– Мой господин…

– Эльза, – ответил он ласково.

Она робко взяла его за руку, переплела тонкие пальчики с твердыми, словно он все еще в стальной перчатке, пальцами.

– О чем задумались, мой господин?

– Да так, – произнес Лоенгрин медленно, – пустяки, все о хозяйстве. Эльза, как я слышал, у герцога Готвальда было двое детей. Ты, моя прекраснейшая Эльза, и твой малолетний брат Готфрид… Я ничего не напутал?

Она ответила печально:

– Нет. Ему было только семь лет.

– И где он?

– Никто не знает, – прошептала она.

– А как он исчез?

Ее прекрасные чистые глаза наполнились слезами, а голос задрожал и начал прерываться:

– Никто не знает. Никто не видел. Чужих в замке не было. А те, что были, – это наши вассалы, известные рыцари…

Он попросил:

– Ты можешь рассказать подробнее?

Она всхлипнула, он поспешно подал ей платок, она прижала к глазам, вытерла мокрые щеки.

– Говорят, – сказала она плачуще, – его украли злые колдуны. Он играл с кроликами на заднем дворе, за пределы замка выбирался совсем редко, да и то тайком, наш отец опасался за единственного наследника, велел всем приглядывать за ним…

Он подумал, помрачнел.