78. Ср. Trendelenenburg: Ueber Leibnizens Entwurf einer allgemeinen Charakteristik. Histor. Beitr. zur Philos. III, c. 1 и сл. – Cartesius Ep. I, 111, где он развивает подобную же мысль: Ejusmodi linguae inventio a vera Philosophia pendet. Absque ilia enim impossibile est omnes hominum cogitations enumerare, aut ordine digerere; imo neque illas distinquere, ita ut perspicuae sint et simplices… Et si quis clare explicuisset, quales sint ideae illae simplices, quae ih hominum imaginatione versantur, et ex quibus componitur quidquid illi cogitana, essetque hoc per universum orbem receptum, auderem denum sperare linguam aliquam universalem etc.
79. Так как Кант в Трансцендентальной эстетике § 2, 4: «Всякое понятие надо мыслить как представление, которое содержится в бесконечном множестве различных возможных представлений (в качестве их общего признака), следовательно, имеет их под собою». (Пер. Н. Лосского, с. 45).
80. Это последовательно, когда Drobisch (Logik, 3-е изд. § 18, с. 20) прямо допускает этот произвол. «Само по себе совершенно произвольно, какие объекты мы хотим сравнивать друг с другом; малиновый куст можно сравнивать с ежевичным кустом, но также и с перочинным ножиком или с черепахой». Но если затем в качестве примера таких «искомых сравнений» приводится линнеевская система, которая в одном классе соединяет весьма различные растения – то тут упускается из виду, что понятия, определяющие линнеевские классы, возникли не этим простым и прямым путем сравнения. Ибо этот последний путь подчеркивает только общее в произвольно объединенных объектах; а линнеевские классы, наоборот, возникли из стремления найти простые отличительные признаки, при помощи которых необозримое многообразие растений можно было бы подразделить на определенные группы. На первом месте тут стояло уразумение, что растения различаются числом тычинок и т. д.; а затем уже следовал метод для объединения в одно сходных в этом отношении растений. Сравнение в более широком смысле, естественно, лежало также в основе и указанного различения. Но первоначально оно было направлено на то, чтобы найти различия, а не то, что обще всем сравниваемым объектам. (Оба последних положения относятся к возражениям Drobisch’ а, 5-е изд. с. 21.)
81. В существенном это есть также и метод сократовского определения понятий, которое всегда исходит из того, что обычным значениям слов соответствуют определенные понятия. Метод этот применяется здесь таким образом, что объяснение находится путем сравнения отдельных примеров чего-то такого, что называется словом, и путем противопостановления другого, что этим словом не наименовывается. Различие здесь только то, что Сократ не стремится перебрать все единичное, а довольствуется отдельными примерами. Учение о понятии вплоть по нынешний день, в сущности, находилось в зависимости от этого сократовского метода, который всегда предполагает, что словам языка должны соответствовать понятия. От него идет привычка не различать между понятием в психологическом и понятием в логическом смысле. Потребность в том методе и его значение, в конце концов, покоятся на том, что в каждом, путем традиции изученном языке первоначально бывает установлено, какие конкретные вещи и процессы традиционно наименовываются при помощи известного слова, и, соответственно возникновению понимания слов, со словом прежде всего связывается представление о целом ряде отдельных объектов еще до того, как до сознания доходит общее значение слов как таковое. Ответ Феэтета на вопрос: Что есть έπιοτήμη? – это математика и т. д. в этом отношении является типичным. Дети и научно не вышколенные люди всегда отвечают примером вместо дефиниции. Сократовский метод прежде всего служит для того, чтобы привести к значению слов как таковому, какое лежит в основе отдельных наименований.