Логопед

— Ну, Аня, — сказал повеселевший Рожнов, поворачиваясь к жене, — это уже что-то. Видать, показательный суд решили устроить.

Анна Тимофеевна бухнулась на стул — отказали ноги.

— Не беспокойся ты, — произнес Рожнов, ласково обнимая ее. — Если бы хотели уничтожить, не стали бы вызывать на заседание правительства. Нет, что-то, видать, у них стряслось.

— Чего им надо-то, Юрочка? — заикаясь, спросила Анна Тимофеевна.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво повторил Рожнов, уходя мыслями в себя.

Он и сам не представлял, зачем его вызывают. Показательные суды устраивали в других местах. Может, побеседовать хотят? Но о чем? Нет, пригласить одного из высших логопедов страны, пускай и бывшего, на заседание правительства была вещь небывая. Он надеялся только увидеть там Куприянова. Рожнову было что тому сказать.

Назавтра в половине пятого он уже был в Управе. Как хорошо он знал это место, и как оно изменилось за войну! Видимо, снаряды залетали и за эти высокие стены: одно здание, в котором когда-то размещалось управление делами, сильно пострадало и сейчас было почти закрыто лесами. В окнах большинства зданий Управы до сих пор отсутствовали стекла. Внутри Красного дворца — резиденции правительства — было невыносимо грязно и натоптано, вооруженные люди слонялись по коридорам, равнодушно рассматривая драгоценные картины на стенах, стояла махорочная вонь.

Заседание правительства в пять часов не началось. Не началось оно и в шесть. Все это время Рожнов просидел на узком диванчике в приемной перед чьим-то кабинетом. Кроме него, там никого не было: стол секретарши был пуст. За дверью отчаянно, не смолкая, звонили телефоны. У них были разные голоса: один курлыкал, другой пищал, третий оглушительно звенел, как допотопный будильник. Рожнов чувствовал, как спокойствие покидает его. Какие-то люди в форме заходили в приемную, заглядывали в кабинет и безучастно интересовались у Рожнова:

— Конопелькин тут?

Сначала Рожнов отвечал, что нет Конопелькина. Потом просто пожимал плечами в ответ. Люди, разыскивавшие неведомого Конопелькина, тоже пожимали плечами и уходили.

Только в восьмом часу Рожнова подняли с диванчика. Прибежал запыхавшийся человек и закричал:

— Я вас везде лазыскиваю, а вы вот где! А фто, Конопелькина нет?

Рожнов в ответ пожал плечами.

— Так он зе на заседании, — закричал человек, хлопнув себя по лбу. — Совсем я все запамятовал. Ну, пойдемте сколее, вас вдут.

И Рожнов очутился в небольшой комнате, которую почти всю целиком занимал огромный Т-образный стол. За этим столом теснилось друг к другу множество людей, и места им явно недоставало. Это все были члены правительства. Стол был завален грудами бумаги, уставлен графинами с водой и желтыми стаканами. Еще не успев начать разглядывать сидящих, Рожнов узрел Куприянова — тот занимал председательское место.

Рожнов остановился в дверях, и все взгляды обратились к нему. Он ждал, глядя на Куприянова. Тот изменился, обрюзг и стал как-то неприятен. Узнает, не узнает? Куприянов не узнал, вернее, никак не показал, что узнает Рожнова. Он глядел куда-то вниз, на поднесенные бумаги. Рожнова потянули за рукав, показали на стул в углу. Он сел, продолжая смотреть на Куприянова, но тот не желал его замечать. Вместо этого он громко произнес:

— Конопелькин здесь?

По сидящим прошла дрожь, а потом толстый голос сказал:

— Нету его тут. У себя, небось.

— Вызвать, — проронил Куприянов, не поднимая глаз от бумаг. Кто-то вынесся за дверь.

Прошли еще несколько минут, и Куприянов вновь подал голос:

— А Ложнов? Ложнова пдигласили?

— Здесь он, здесь, — раздались голоса, и Рожнов встал. Все взгляды вновь устремились на него. Однако Куприянов упорно продолжал читать бумаги. Повисла пауза, и это дало Рожнову возможность разглядеть, наконец, сидящих за столом. Большинства из них он не знал. Но вот рядом с Куприяновым сидел худой очкастый взъерошенный Клеветов, главный идеолог правительства, тарабар. Здесь же, за столом, громоздился Булыгин, бывший брат Панценбрехер, огромный мужчина с крохотной лысой головой. Узнал Рожнов и Бухарова, помощника Куприянова, испитого человека, который теперь подходяще назывался Бухаловым.

— Вопдосы к товадищу Ложнову? — обратился к присутствующим Куприянов, впервые поднимая глаза.

Все молчали, видимо, не решаясь ничего сказать. Наконец, тот же толстый голос проговорил:

— Да какие могут быть воплосы. Пусяй лазъяснение даст.

Куприянов на это покивал и произнес, обращаясь прямо к Рожнову:

— У нас декотодые пдоблемы возникли, Юдий Петдович. Вот, дешили к вам как к специалисту обдатиться.

— Слушаю вас, — произнес Рожнов, стараясь не выказать удивления.

— Иван Кидиллович, изложите, — пригласил Куприянов.

— А сего излагать? — произнес тот же толстый голос. Говорившего Рожнов не видел, его закрывали сидящие. — Полядка нет, товалиси, вот сто я сказу. Язык, мезду просим, на то и язык, стобы его понимать. А тут ни понятия, ни понимания, ни сего длугого, ловно лягухи квакают.

— Излагайте понятнее, Иван Кидиллович, — поправил его Куприянов.