Не среди деревьев — среди людей. И игроков станет больше… Наверняка больше. Ладно, не привыкать.
Эскулап задумчиво листал лежащие на столе медицинские карточки Задумчивость, впрочем, содержимого документов не касалась. Эти бумаги вообще не имели отношения к делу — все, кроме одной. Но Эскулап скрупулезно исполнял указание Генерала — объект пока не должен быть персонифицирован.
…Они с Деточкиным прикончили четырех тварей постепенной аргентизацией (оставшиеся в мозгу электроды медленно, но верно отравляли мутировавшие ткани ионами серебра, а компенсирующие процесс антидоты ликантропам не вводились). Прикончили и убедились — повторить случайно достигнутый результат не удается. Оборотни умирали на разных стадиях ремиссии — до конца обратной трансформации ре дожил ни один из них.
Эскулап дотошно проверил все записи в журналах, своими глазами наблюдал за работой лаборантов — ничего. Лаборанты, кстати, в Логове были те еще — весьма отличались от девчонок, работающих на городских площадках Лаборатории с сыворотками и образцами ткани, но не имеющих понятия, откуда те берутся… Здешний контингент имел все мыслимые допуски, получал большие деньги и умел держать язык за зубами. И, как пришлось признать Эскулапу, версия с перепутавшей ампулы распустехой отпадала.
Значит, имел место некий неучтенный фактор, и Эскулап ломал голову: какой?
Возможных вариантов было не так уж много. Во-первых, могла подтвердиться теория, имеющая распространение среди малосведущих в науках граждан, — теория о том, что любое животное само себе врач-ветеринар. И, в случае нужды, найдет себе в лесу или в поле природное лекарство, некую «целебную травку», до которой никакой Айболит не додумается… Идейка гнилая — Эскулап знал, что на воле серьезно больные животные умирают чаще, чем их собратья, пользуемые ветеринарами. Но и полностью скидывать со счетов такую возможность нельзя.
Во-вторых, именно этот конкретный объект мог иметь генетические или физиологические особенности, сделавшие ремиссию не смертельной.
У Эскулапа были крепкие нервы. На лице ничего не дрогнуло — он отложил очередную карточку — ту самую, единственно нужную, — и открыл другую, взятую для отвода глаз. Но внутри мелодично звякнул колокольчик: оно! То самое, что он пропустил, дотошно изучая результаты исследований и анализов. Страница с анкетными данными. А точнее — место рождения объекта.
Красноярской край, город Канск…
Эскулапу не было нужды подходить к висящей на стене карте. Он и так прекрасно помнил: в семидесяти километрах от Канска находилась деревушка Нефедовка. Именно в ней руководимая Эскулапом экспедиция тридцать лет назад раскопала позабытую, заброшенную могилу, расположенную снаружи кладбищенской ограды и не имевшую никаких опознавательных знаков. В могиле обнаружился на удивление сохранившийся за долгие десятилетия труп человека, человеком на деле только выглядевшего… Персонажа легенд-страшилок, рассказываемых долгими зимними вечерами, под завывание ветра в заснеженных вершинах елей. Ликантропа.
Откуда, из захоронения, и появился на свет вирус — далекий предок штамма-57… Штамма, превращавшего человека в крайне опасную, почти неуязвимую, смертоносную тварь.
Совпадение? Или…
В любом случае след нуждался в тщательной проработке. Тем более что иных зацепок Эскулап не нашел.
Глава 9
Человек, названный Иваном, шел по городу — быстро, уверенно, так же, как двигался недавно по лесу.
Джинсы, одолженные у Пети Гольцова, — оказались малы и безбожно давили в талии. Кроссовки, ранее принадлежавшие мотористу Зворыкину, наоборот, болтались на ногах свободно. В кармане лежали два червонца, оставшиеся после оплаты электрички и метро.
План действий у него был смутный.
Все уговоры капитана Дергачева — вернуться на буксире в исходную точку своей одиссеи, на Свирь — Иван отверг, почти не объясняя причин. Он и сам понимал, что выглядели эти причины не слишком основательными — обрывки снов и видений наяву, да смутное ощущение, что все разгадки он найдет там, в городе.
Найдет… Но с чего начать?
Единственное, что пришло в голову Ивану, — попробовать отыскать здание, к которому он так уверенно, словно к хорошо известному, подъезжал во сне. Легко сказать — найти… Тот пятиэтажный серый особняк он помнил отчетливо, в мельчайших подробностях. Но можно долго плутать среди тысяч и тысяч домов огромного города в поисках нужного — даже если допустить, что он не был исключительно плодом воображения.
Некоторую помощь оказал Гольцов, знавший Петербург лучше, чем прочие члены экипажа буксира. Петя подробно выспросил об отличительных приметах домов, стоявших вдоль пути Ивана в том странном сне. Зацепка в видении нашлась единственная — угловой дом с остроконечной стилизованной башенкой.
Может, делу смог бы помочь подробный фотоальбом с видами города, но такового на буксире не оказалось. Гольцов, поразмыслив, назвал семь улиц Петербурга, где помнил подобные дома с башенками. На четырёх улицах Иван побывал — не то. Оставались еще три.