«Может, он издевается?» Николай украдкой повернул голову, но успел увидеть только ледяной взгляд, полный запредельной ненависти и решимости, а затем услышал звук взведенного курка.
– Я не занимался ничем, кроме птичек и бабочек. С какой стати меня вербовать?
– Все вы так говорите. Зачем ты хотел попасть сюда? Что ты здесь забыл?
– Я хотел получить ответ, – сказал Малютин. – Узнать причину этой чумы. Была ли это программа… или стечение обстоятельств. Сбой техники… или человеческий фактор.
– И что ты узнал? Говори!
– Северная группа занималась разработкой биологического оружия на основе мутагенного вируса. Цель – превратить всю биосферу в оружие. Оружие «Судного дня». Вы только представьте: каждое животное, любой живой организм превращается в смертельное оружие… против людей. Никто не нападет на страну, обладающую такой технологией. Но я так и не понял, где они взяли исходные образцы и получилось ли у них. Зато здесь, у южной группы, задача которой была скромнее – сделать солдат устойчивыми к радиации, более сильными и выносливыми, – все получилось с блеском. Люди… подопытные… действительно стали сильными… и почти неуязвимыми. Только людьми они перестали быть.
Токарев молчал, но Малютин чувствовал, что тот напряженно слушает, и понимал, что пока говорит, пока интересен этому психу, есть шанс, что майор не выстрелит.
– Я много думал, отчего это случилось, – наконец снова заговорил Токарев. – И теперь вот понял! Оттого, что выросло поколение подонков и предателей.
Малютин почувствовал, будто его ударили дубиной. Настолько эти слова были не к месту. Настолько абсурдно они звучали. У Токарева была уже не просто паранойя, а, скорее, шизофрения.
– Я запомнил твои слова, – продолжал майор. – Которые ты нес там, на привале… Ну, про «кровавый режим» и «проклятую страну»… Про «неполноценный народ». Они меня сразу резанули. Такое не прощается. Ты знаешь, сколько хороших людей за тебя в Афганистане погибли? А в Анголе? В Никарагуа, Йемене, Эфиопии? Когда СССР развалился, все уже было обречено… Как только мы перестали запускать ежей в штаны пиндосам, они сразу пришли в наш дом, чтобы убить нас. Наш народ они хотели уничтожить всегда. По тем же причинам, по каким убили сто миллионов индейцев. «Неполноценные», да?!
– Я этого не говорил, – произнес Малютин медленно и с расстановкой. Если он в чем-то был уверен, так это в том, что не стал бы говорить такие вещи о делах давно минувших дней. О мертвых… только правду, но даже правда им уже не нужна. Поэтому о мертвых лучше молчать. Старый мир погиб. И кто виноват, уже было не важно. И он никогда не стал бы говорить такого о стране, где вырос, где жили дорогие ему люди.
– Остынь, майор, – попытался он образумить офицера. – Это у тебя от шока. Надо думать, как с тварями разобраться и отсюда ноги сделать…
– Заткни пасть, – оборвал его Токарев, ткнув пистолетом Малютину в затылок. – С тварями я и без тебя разберусь. Выжгу этот гадюшник каленым железом. Люди, которые там внутри… это уже не люди. Как и ты.
Когда Токарев подошел чуть ближе, ученый почуял исходящий от него запах перегара. Майор был не только психически болен, но еще и пьян. Мертвецки пьян.
Но если в ногах его и была слабость, то рука держала пистолет «Грач» довольно крепко. Да и мутанта он сумел подстрелить, хоть и промахнулся несколько раз.
– Ну, если не говорил, значит, подумал. Я по твоей роже все вижу. Что ты имеешь против России, сволочь?
– Я ничего не имею конкретно против России, – сказал Малютин. – Только против человечества в целом.
И тут же пожалел. Этот человек не воспринимал сейчас ни сарказма, ни иронии.
Пистолет рявкнул, пуля отбила от стены кусок краски и проделала там дыру размером с железный рубль. К счастью, межкомнатная перегородка была деревянной. Малютин успел уже проститься с жизнью и теперь медленно возвращался к ней, чувствуя, что еще пара таких фокусов – и сердце не выдержит.