Логово дьявола

Мой взгляд скользит от ее лица к ее хрупким ключицам, затем, решительно пропуская кулон, к намеку на тень между ее грудями, соблазнительно приподнятыми узким лифом ее платья. С яркой ясностью я представляю, как будут ощущаться ее торчащие соски, когда я приласкаю эти маленькие восхитительные шарики, какие они будут на вкус, когда я их пососу. Она будет стонать, запрокидывая голову и поднимая тонкие руки…

Я останавливаюсь, фантазия испаряется, когда я смотрю на темно-красные струпья на ее левом бицепсе.

Какого хрена?

Они выглядят как колотые раны, глубокие.

«Она сказала, что упала на битое стекло», — бормочет Алина по-русски, как всегда сверхъестественно настроившись на меня. — Интересно, не так ли?

Это точно. Хотя теоретически можно упасть на битое стекло и получить колотые раны, гораздо больше шансов получить порезы — и я не вижу никаких следов такого рода на ее руке.

«Интересно, ее зарезали или осколком зацепили», — продолжает Алина, снова вторя моим мыслям. "Что ты думаешь? Моя ставка на последнее».

Я заставляю себя казаться незаинтересованным, скучающим по теме. — Я думаю, она упала на битое стекло. Я не говорил сестре о дополнительном отчете, который заказал команде Константина, и не собираюсь этого делать.

Хлоя — моя тайна, которую нужно разгадать, моя головоломка, чтобы решить.

Моя красивая игрушка, с которой можно играть.

Ее глаза встречаются с моими, и она быстро отводит взгляд, ее рука сжимает вилку, а ее маленькая грудь вздымается и опускается в более быстром ритме. Я мрачно улыбаюсь, наблюдая за ней. Я выбиваю ее из колеи, заставляю ее нервничать, и не только сексуальное напряжение согревает воздух между нами. Я заметил, как она смотрела на мои избитые костяшки пальцев во время обеда, видел вопрос в ее глазах.

Мой зайчик достаточно умен, чтобы опасаться меня.

В глубине души она знает, что я за человек.

Я изучаю ее во время еды, любуясь ею, пока она лакомится плодами кухонного труда Павла. Она по-прежнему осторожна и тонка в этом, но как минимум три большие порции плова , фирменного грузинского рисового плова Павла, быстро исчезают с ее тарелки, за ними следуют порции всех салатов и гарниров на столе, а также целая тарелка. шашлык из баранины, главное блюдо вечера.

Ее невероятный аппетит одновременно и забавляет, и огорчает меня, потому что она раскрывает что-то важное.

Это говорит мне о том, что в недавнем прошлом она познала настоящий, настоящий голод.

Осознание добавляет к моему разочарованию, как и следы на ее руке. Константин до сих пор не пришел с отчетом, и это сводит меня с ума. Я хочу знать, что с ней случилось. Мне нужно это знать. Это быстро становится навязчивой идеей — и она тоже. Сегодня днем, когда она пошла гулять со Славой, я поймал себя на том, что карабкаюсь по стенам, потому что не мог смотреть на нее через камеры. Я хочу знать, что она делает каждую минуту каждого дня, и как бы я ни старался отвлечься, она — это все, о чем я могу думать.

Когда трапеза близится к концу, я подумываю уговорить ее остаться со мной на дижестив, но когда замечаю, что она прикрывает зевок, отказываюсь от этого. Мастерство Алины в макияже скрыло внешние признаки истощения Хлои, но она по-прежнему хрупка, по-прежнему хрупка… слишком много для всех темных, грязных вещей, которые я хочу сделать с ней. Кроме того, сегодня вечером я не могу быть уверен в своем самоконтроле.

Желание, обжигающее мои вены, кажется слишком сильным, слишком диким для гладкого соблазнения.

Скоро, обещаю я себе, глядя, как она выходит из столовой и исчезает на лестнице.

Скоро я доберусь до сути того, что движет Хлоей Эммонс, и утолю этот голод.

Уже почти два часа ночи, когда я признаю поражение и встаю, чтобы пробежаться. После того, как прошлой ночью я почти не спала и потратила большую часть своей беспокойной энергии на спарринги с охранниками, я должна была умереть для всего мира. Вместо этого я часами лежал без сна, мое тело горело от неудовлетворенного желания, а мой разум был наполнен беспокойными мыслями. Каждый раз, когда я был близок к тому, чтобы заснуть, я видел, как надо мной висит чертов кулон, и ярость наполняла мои вены, заставляя меня проснуться.

Моя сестра знала, что делала, когда вешала эту безделушку на красивую шею Хлои.