Хлои здесь нет, что разочаровывает, но не удивительно, учитывая яркий солнечный свет. Она, наверное, уже позавтракала и учит Славу; может быть, они даже в походе. В обычных условиях я бы услышал, как она встала а я сплю чутко, но я не спал больше тридцати часов, и смена часовых поясов сильно ударила меня по заднице.
Мое настроение немного портится, уровень адреналина растет, когда я думаю о видео, которое доминировало в моих мыслях во время полета, не давая мне заснуть, и обо всем остальном, что рассказала мне Хлоя. Мысль о том, что кто-то хочет навредить ей, убить ее, наполняет меня кипящей яростью, которая сдерживается только осознанием того, что они не могут добраться до нее в моем доме.
Меры предосторожности, защищающие мою семью от врагов, защитят и Хлою от ее, пока я буду выяснять, кто они такие.
Желая приступить к этому, я встаю и отправляю электронное письмо Константину, в котором подробно излагаю все, что узнала прошлой ночью. Затем я прыгаю в душ, быстро ополаскиваюсь, одеваюсь и иду на поиски Хлои.
Начну с комнаты моего сына. Там никого нет, поэтому я спускаюсь вниз. Столовая пуста, но из кухни доносятся голоса, и когда я вхожу, то с удивлением обнаруживаю, что Людмила сама кормит Славу завтраком.
Он застенчиво улыбается мне, и моя грудь наполняется нехарактерным теплом, когда я вспоминаю, как он приветствовал меня вчера вечером. Несмотря на то, что я был сосредоточен на получении ответов от Хлои, я не мог не отреагировать на этот тихий, сладкий голос, называющий меня папой .
Я не знал, как сильно я жаждал услышать это, пока это не случилось.
Пока она этого не сделала.
— Доброе утро, Славочка, — бормочу я, опускаясь на корточки перед его креслом. Перейдя на русский, я спрашиваю: «Вы хорошо провели ночь?»
Он кивает, его глаза большие и настороженные, и моя грудная клетка напрягается от знакомой сжимающей боли. Я хочу отойти в сторону, закончить разговор, чтобы избавиться от дискомфорта, но вместо этого я склоняюсь к нему, позволяя себе чувствовать его и нежно улыбаясь сыну.
Он так сильно — слишком сильно — похож на меня, но, возможно, с Хлоей в его жизни он не пойдет по моим стопам.
Может быть, он не вырастет, ненавидя меня так, как я ненавидел своего старика.
— Где Хлоя? — спрашиваю я, и моя улыбка становится шире, когда его глаза загораются при упоминании ее имени.
— Не знаю, — застенчиво говорит он и поднимает взгляд на Людмилу, которая кладет ягоды в его тарелку с манной кашей.
— Я не видела ее сегодня утром, — говорит она. — Может быть, она еще спит?
Моя улыбка исчезает, неприятное чувство шевелится внизу живота. Я не заглядывал в комнату Хлои, но предположил, что она встала с моей кровати, чтобы начать свой день, а не спать в своей. Поднявшись на ноги, я говорю Славе: «Я пойду искать твоего учителя. Ты с нетерпением ждешь уроков английского, верно?
Он энергично кивает, и я улыбаюсь ему. Импульсивно, я взъерошиваю ему волосы, как это делала Хлоя, и, не обращая внимания на удивленное выражение
Дверь в комнату Хлои закрыта, поэтому я стучу и жду несколько секунд. Когда ответа нет, я открываю его и вхожу.
Жалюзи все еще закрыты, блокируя большую часть дневного света, но я вижу небольшой холмик на кровати под одеялом.
Ведь она спит.
Нежная улыбка растягивает мои губы, когда я подхожу к кровати и сажусь на край. Она лежит, отвернувшись от меня, одеяло укрывает ее до шеи, оставляя на подушке только волосы. Почему-то в этом свете он выглядит намного темнее, золотые полосы отсутствуют.
Наклонившись над ней, я поднимаю руку, чтобы аккуратно убрать волосы с ее лица, но тут же отдергиваю пальцы назад, когда мое сердце бешено бьется.
— Какого хрена ты здесь делаешь? Я рычу на сестру, когда она переворачивается на спину и моргает, открывая глаза. — Где Хлоя?
Она моргает еще несколько раз, затем медленно садится. "Что?" — хрипло говорит она, нетвердой рукой убирая волосы с лица. Я понимаю, что от нее пахнет коктейлем с наркотиками, моя ярость растет, когда она ошеломленно спрашивает: — Что ты делаешь в моей комнате?
Я вскакиваю на ноги. — Твоя чертова комната?
Она смотрит на меня. — Я не… — Ее глаза обегают спальню, и замешательство на ее лице медленно превращается в ужас. “Вот дерьмо. Хлоя.”
Мой желудок сжимается от ужасного предчувствия, и мне нужно изо всех сил сдерживать себя, чтобы не схватить и не встряхнуть ее. «Где она, черт возьми? Что ты сделал?"
Спина моей сестры выпрямляется, ее глаза сужаются, глядя на мое лицо. "Мне? Что ты делаешь в ее спальне?
— Алина, — предупреждаю я сквозь зубы, и все, что она видит на моем лице, убеждает ее, что она не может трахаться со мной прямо сейчас.
— Слушай, может быть, я… — Она облизывает губы. — Возможно, я сказала ей кое-что.
"Какие вещи?"
— О тебе и… и о нашем отце.
Блядь. — Что именно ты ей сказала?
«Наверное, больше, чем следовало бы», — признается Алина, даже вызывающе вздергивая подбородок. — Но она заслуживает того, чтобы знать, во что ввязывается, тебе не кажется?