Логово гадюк (ЛП)

Гарретт хмыкает и направляется к входной двери, так что я следую за ним, прихватив свой новый пистолет. Он направляется к лифту, не разговаривая со мной всю дорогу вниз, и я знаю, что мне нужно резко изменить ситуацию, прежде чем он снова начнет ненавидеть меня всецело, но когда я собираюсь заговорить, дверь лифта открывается, и он выходит.

Вздыхая, я следую за Гарреттом, но замираю, когда он ведет меня в то, что выглядит как гребаное стрельбище. Какого хрена? Что еще они прячут в этом здании?

— У вас есть собственное стрельбище? — усмехаюсь я.

Гарретт пожимает плечами, когда садится.

— У нас в здании есть все необходимое - тренажерный зал, ресторан, магазин. Это самодостаточное здание.

Я двигаюсь в сторону Гарретта, и он надевает мне на голову наушники.

— Тебе когда-нибудь приходилось стрелять из пистолета раньше?

Я лишь киваю.

— Раз или два Рич учил меня, но… ну, нигде так, как здесь. Мы стреляли в лесу.

— Рич? — эхом отзывается он, глядя на меня сверху вниз.

— Ему принадлежал бар, — сообщаю я Гарретту, а затем отвожу взгляд. — Он… мой отец задолжал ему немного денег, и я устроилась туда на работу, чтобы погасить его долг, но, в общем, мне так понравилось, что Рич взял меня под свое крыло. Когда я ушла из дома, мне некуда было идти, поэтому он выделил мне место, где я могла остановиться. Он помог мне. Рич был хорошим человеком.

— Что случилось? — тихо интересуется Гарретт.

Я сглатываю и смотрю на пистолет.

— Он умер. — Я делаю глубокий вдох и смотрю на Гарретта. — Итак, как мне это сделать?

Он показывает мне, как стоять и как правильно держать пистолет, прежде чем позволить мне сделать несколько выстрелов. Гарретт несколько раз корректирует мою стойку, прежде чем позволить мне продолжать стрелять, пока я снова не расплываюсь в улыбке. Остановившись, я щелкаю предохранителем и снимаю наушники, глядя на Гарретта, когда он стоит рядом со мной. Однако он избегает моего взгляда. Помимо разговоров о Риче, он все еще, кажется, злится из-за того, что на него пялятся.

Ладно, тогда, думаю, мне решать, как это исправить. Я ни за что не позволю нашему перемирию нарушиться из-за какого-то недоразумения.

— Ты собираешься сверлить меня взглядом всю ночь или, блядь, поговоришь со мной? — огрызаюсь я, выпячивая бедро. Он скрипит зубами, но игнорирует меня. — Чувак, наберись смелости. Что случилось?

— Прости, что мои шрамы вызывают у тебя отвращение, гребаная принцесса. Пора возвращаться наверх, — рычит Гарретт.

Прижимая пистолет к его подбородку, я прищуриваюсь.

— Мне плевать, что ты думаешь о своих шрамах, Гарретт, но ты выслушаешь меня. Мне они нравятся, они заставляют меня чувствовать себя лучше по отношению к моим. Каждый из них был заработан, и это показывает, что ты пережил то, чего не пережили бы большинство других. Когда я вижу их, я вспоминаю, насколько ты силен, и, честно говоря, они не умаляют твоей сексуальности, а только усиливают ее. Я раньше пялилась на твой гребаный пресс, ясно? Интересно, будет ли выглядеть странно, если я оближу кубики твоего пресса.

Гарретт замирает, широко раскрыв глаза.

— Что?

— Ты увидел в моих глазах то, что хотел увидеть - отвращение, потому что так было бы легче продолжать отталкивать меня, — вздыхаю я. — У нас перемирие, Гарретт, так что, если ты злишься на меня, просто поговори со мной, хорошо?

— Ты любила его? — спрашивает он, отталкивая меня. Я, должно быть, выгляжу такой же смущенной, какой чувствую себя, потому что он уточняет: — Рича.

— Да, но не так, как ты думаешь, а как отца. Похоже, это не прерогатива мужчин старшего возраста по отношению ко мне. Я предпочитаю язвительных придурков, которые меня похищают, — скалюсь я в ответ.

Затем Гарретт ухмыляется, прижимаясь ближе к пистолету, наши тела почти соприкасаются, и от этого по мне прокатывается волна тепла. Я хочу Гарретта, я даже сказала ему об этом, и он явно хочет меня, но что-то его останавливает, сдерживает. Зная, что это глупый шаг, я открываю рот.

— Что случилось с твоей грудью?

Гарретт замирает, его глаза темнеют, а тело твердеет. Он спросил меня, и я рассказала ему о себе, так почему же он не может хоть немного доверять мне? Гарретт отстраняется и поворачивается.

— Убери пистолет, мы вернемся до того, как остальные вернутся домой.

— Так это все? Я получаю несколько грубых слов, открываю тебе свою боль, и все, что я получаю, это непробиваемую стену? — огрызаюсь я. — Ты не должен так поступать со мной, я не прошу ничего, кроме нескольких демонов прошлого.

Гарретт рычит и поворачивается, его тело вздымается. Сейчас он выглядит массивным.

— Ты просишь слишком многого! — орет он. — Моя боль - это моя собственная боль. Я не просил тебя о твоей, да и не хочу этого. Ты можешь получить кого угодно, только не меня.

— Пошел ты! — кричу я. — Ты не можешь пытаться разрушить стены людей и проникнуть в их сердца, не оголив своего, это, блядь, не так работает, ты, придурок!