Ну и что? Он ненавидит женщин. И да, он использовал меня, но мне это понравилось. Иначе я бы сказала ему «нет» или надрала бы задницу. Мне плевать, и по какой-то неизвестной мне причине я все равно хочу его. Мне нужно слой за слоем содрать с него весь его гнев, чтобы добраться до того страха, который я обнаружила под ним. Добраться до того настоящего парня, который скрывается под слоем гнева.
Это кажется таким важным, но Гарретт не позволяет мне, вместо этого оказывая мне холодный прием. К черту. Никогда не была одной из тех, кто предпочитает сидеть сложа руки. Ведь все это время, так долго я выживала, будучи бойцом и никогда не сдаваясь, как бы мне ни было страшно. И это ничем не отличается.
Что бы ни было между нами, за то время, что я здесь, все изменилось, и секс с Кензо и Райдером только укрепил нашу связь. Я хочу их, и я забочусь о них — не то чтобы я когда-нибудь им в этом признаюсь. Эти ублюдки использовали бы мое признание против меня.
Я могу продолжать бороться с собой, сколько захочу, или я могу просто получать наслаждение от этого. Купаться в удовольствии и силе, которую они мне предлагают. Я устала убегать, устала выживать изо дня в день, и Гарретт не может оттолкнуть меня, потому что он напуган.
Я в ужасе.
Относительно него, относительно их всех и особенно в отношении того, что они значат для меня, в частности, для моего тела и моего сердца. Но я все еще здесь. Все еще борюсь. Так что он тоже должен это делать.
Сначала я раздражаю Гарретта, толкаю, пинаю, а когда он рычит на меня, я торжествующе ухмыляюсь. Гарретт снова игнорирует меня и смотрит телевизор, поэтому я переключаю канал. Он ворчит и кричит на меня, но тут звонит его телефон.
Я слышу, как Гарретт разговаривает с кем-то, по голосу похож на Кензо, поэтому продолжаю переключать канал. Он раздражается, кричит и заканчивает разговор, свирепо глядя на меня.
— Веди себя прилично.
— Или что? — скалюсь я в ответ. — Собираешься снова поставить меня на колени?
Его глаза темнеют, пристальный взгляд опускается на мои ухмыляющиеся губы в воспоминании, когда он ерзает на диване, без сомнения, вспоминая свой член там — я знаю, что так и есть.
— Это была ошибка.
— Конечно, как скажешь, здоровяк. Эй, кстати, мне скоро надо доделать татушку, как думаешь, я могу пойти к мастеру? — спрашиваю я.
— Кому? — возражает он, прищурив глаза. По крайней мере, это шаг в правильном направлении.
— К Зику, из салона «Соблазнительное искусство», — пожимаю плечами.
— Парень? — почти огрызается Гарретт, а его тело вибрирует от гнева. — Нет.
— Что? Почему? — спрашиваю я, уже разозлившись.
— Никто, кроме нас, не прикасается к тебе, — рычит Гарретт, и я смеюсь.
— Ревнуешь? — ухмыляюсь я.
Гарретт снова ухмыляется.
— Нет, другие убили бы его. Твоя татуировка действительно стоит его смерти?
Дизель тоже смеется, развалившись на диване рядом со мной.
— Он прав, я бы убил его, но посмотри татуировки Гарретта, он может закончить ее для тебя. Он бил нам все татухи.
Гарретт замирает, когда я оживляюсь.
— Черт, правда? Они хороши! Ты сделаешь это?
— Нет, — огрызается Гарретт, скрежеща зубами и бросая свирепый взгляд на ухмыляющегося Дизеля.
— Что? Почему? Я не могу пойти к Зику, но ты не закончишь ее? — ору я.
Его голова медленно поворачивается, глаза темнеют.
— Я не буду добивать тебе ее, забудь об этом.
— Почему? Потому что я женщина, и тебе не хотелось бы опускаться до того, чтобы прикасаться ко мне?
Тыкаю я его носом.
— О, это будет хорошо, мне нужен попкорн, — бормочет Дизель, но я игнорирую его, уставившись на Гарретта, не отступая сейчас.
— Отвали, — предупреждает Гарретт.
Да, к черту все это. С меня хватит его истерик.
— В чем, собственно, твоя проблема? Боишься киски, или ты действительно настолько любишь заниматься самоедством и пышешь ненавистью, что можешь завести ее, только причинив кому-то боль?
В комнате воцарилась тишина, если не считать хлопков попкорна Дизеля на кухне.
— Уходи, сейчас же, — рычит Гарретт, его голос низкий и смертоносный. Его глаза горят тем же гневом, который я видела на ринге — он вне себя от гнева. Гарретт вступает на свою боевую территорию, а я его противник.
Разумнее всего было бы уйти и дать ему остыть. Так ли это? Нет, конечно, нет. Я никогда не говорила, что я блещу умом, и у меня в заднице застрял свербун, у которого явно большие яйца.
— Нет. Так это все, малыш Гарретт? Дело в твоей мамочке? Нет, держу пари, то была твоя подружка. Что она сделала, обманула? О нет, бедный маленький Гарретт, но это не значит, что ты можешь обращаться со мной как с дерьмом, ты, большой засранец. Ты можешь сверлить меня взглядом и угрожать мне сколько угодно, но все знают правду. Ты хочешь меня, и ты ненавидишь себя за это.
Никто не обещал, что ты проживешь сотню лет, никто не гарантировал, что завтрашний день наступит, и я не верю в то, что стоит тратить время на то, чтобы хотеть что-то сказать или сделать. Поэтому, хотя я знаю, что это глупо, я все это вылила на него. Мы никогда не сможем двигаться вперед, пока не преодолеем прошлое.