Логово гадюк (ЛП)

— Дизель, — кричит Рокси, и я начинаю резать, заставляя его кричать.

Чья-то рука опускается мне на плечо, и я поворачиваюсь с рычанием. Прижимая окровавленный нож к ее горлу, я прижимаю Рокси спиной к стене.

— Не думай, что сможешь спасти его, Маленькая Птичка. Он умрет здесь, но он может выбрать, сколько боли вынесет. Мы не можем допустить, чтобы такая угроза существовала. Этот кусок дерьма пытался убить одного из нас. Мы — Гадюки, мы не умираем. Мы наносим ответный удар. Привыкай к этому или молчи. Нравится тебе это или нет, но теперь ты часть этого. — Наклонившись, я сильнее прижимаю лезвие к горлу моей Маленькой Птички. — Никто не причинит нам вреда, никто. Теперь это касается и тебя. Ты действительно хочешь спасти жизнь этому человеку?

Рокси сглатывает, слегка порезавшись о лезвие и задыхаясь, эти губы, о которых я мечтаю уже давно, приоткрываются.

— Я…

— Тебе поможет, если я скажу, что он изнасиловал свою падчерицу? — Рокси широко раскрывает глаза, и я киваю. — Мы хорошо делаем свою работу, Маленькая Птичка. Этот сукин сын ведет подлую жизнь. Я бы все равно убил его, если бы это было не так, но я подумал, что это может помочь тебе понять, какой он на самом деле… монстр. А ты знаешь, чего боятся монстры, Маленькая Птичка?

— Чего? — шепчет она дрожащим голосом.

— Монстра, который больше их, — шепчу я, облизывая ее губы. — Они боятся меня.

Откинувшись назад, я убираю нож и позволяю Рокси свободно дышать. Ее дыхание неровно вырывается из губ, когда Маленькая Птичка смотрит на меня, ища на моем лице ответы. Ответы она найдет только внутри себя. Это тот самый момент. Если она попытается спасти его, то сама выберет свою судьбу. Рокси никогда не будет одной из нас, слишком слабой, чтобы справиться с той жизнью, которую мы ведем. А это значит, что в конце концов мне придется ее убить.

— Ты хочешь спасти его, Маленькая Птичка?

Она смотрит на мужчину позади меня, и я вижу, как она обдумывает свой ответ. Если я лгу, если он невиновен… Но таких вещей, как невинность, больше не существует, и ей нужно это понять. Каждый так или иначе грешен. Вы можете прикрыть грех лепестками роз или найти оправдание ему, но грех останется грехом. Грешник может быть богачом в сияющих доспехах или дорогом костюме, но грешник все равно остается грешником в костюме. Здесь нет черного и белого, только серое. В глубине души мы все делаем то, что считается плохим, даже если у нас благие намерения.

Я? Я же делаю это для развлечения.

Она оглядывается на меня.

— Мне нужно знать, — шепчет Рокси и сжимает нож между нами. Я отпускаю свою хватку и отступаю назад, наблюдая за ней, любопытствуя, что она предпримет. Попытается ли Рокси использовать его против меня? Это было бы горячо.

Рокси подходит ближе к мужчине, который шмыгает носом.

— Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня, — умоляет он, изображая убедительную невинность. Я передам ему это. Интересно, плакала ли она так же, как в первый раз, когда он проскользнул ночью в ее комнату, но остановило ли это его? Нет. И это меня не остановит.

Она прижимает нож к его груди, ее рука дрожит, голос стальной.

— Ты изнасиловал ее?

Мудак замирает, переводя взгляд на меня, потом снова на нее.

— Нет, нет, конечно, нет, — кричит он, но этого колебания достаточно, я вижу, как она напрягается.

Рокси вонзает нож глубже, теперь ее рука тверда.

— Не лги мне, или я позволю ему делать все, что он хочет, пока ты не скажешь ему правду.

Черт, мой член дергается в джинсах, и я чертыхаюсь на то, стоит ли его поглаживать, пока я наблюдаю. Смотреть, как она держит этот нож… видеть ее в моей берлоге, присоединиться к ней. Это что-то делает со мной.

— Я… я… она сама напросилась! — кричит он. — Разгуливала в этих микротрусиках, дразнила меня…

Его голос прерывается визгом, когда Рокси кричит и разрезает его грудь. Отступив назад, она смотрит, грудь Роксаны тяжело вздымается, глаза жесткие и злые, она бросает мне нож. Я ловлю его в воздухе, стараясь ухватиться за острый конец, чтобы он порезал мою руку, как у нее.

— Делай с этим ублюдком все, что хочешь, сделай ему больно.

— Да, Птичка, все, что ты пожелаешь, — мурлычу я, когда она запрыгивает на стойку в задней части, болтая ногами, наблюдая за мной. Я отступаю к мужчине. Она сказала, чтобы я сделал ему больно. Это именно то, в чем я хорош. Продолжая то, что начал, я переворачиваю лезвие и ловлю его поврежденной рукой, прижимая лезвие к коже мудака одним плавным движением.

Я без предупреждения отрезаю один сосок и отбрасываю его, хватаю зажигалку, нагреваю лезвие и, когда он кричит, прижимаю его к окровавленной плоти. Запах паленой плоти доносится до меня, прежде чем я делаю то же самое с другим. Затем он падает, теряя сознание, поэтому я жду, пока ублюдок очнется. Не особо интересно, если они не приходят в сознание.

— Ты часто так делаешь.

Я смотрю на свою Маленькую Птичку.

— Это моя работа.

— Убивать? — она спрашивает, не осуждая, я думаю, просто пытаясь понять.

Вытирая лезвие, я киваю.