Логово горностаев. Принудительное поселение

Он подумал немного, как бы это получше перевести, и решил, что точнее всего будет «долины с множеством погребов».

Барон осушил бокал, сунул в рот потухшую трубку и сел перед телевизором. Прежде чем его включить, Барон извлек из кармана письмо, внимательно его рассмотрел, ощупал и усмехнулся: письмо подверглось проверке. Вскрыл конверт и, бросив взгляд на наклеенные буквы, стал изучать сам лист бумаги.

«Лист вынимали, а затем снова вложили в конверт».

Дон Джузеппе опять улыбнулся и поискал в карманах коробку спичек. Истребил с десяток — они были очень маленькими, — прежде чем ему удалось наконец поджечь конверт. Когда тот загорелся, Барон поднял крохотный факел к трубке и держал долго, пока не потянуло приятным дымком, а в руках не остался один лишь пепел.

Мысли его перекинулись на вдову Косма, трогательную заботливость которой он заметил сразу. Он с удивлением спросил себя, с чего вдруг в городке, где все жители заранее настроились к нему враждебно, она охотно согласилась его приютить. Если она надеется получить взамен его нежную любовь, то сильно ошибается! В лучшем случае он готов щедро заплатить ей за две комнаты на втором этаже. Ведь он уже было смирился с тем, что получит комнатушку в домике муниципалитета, где, кстати, на первом этаже помещалось отделение карабинеров. Такое уже случилось с Доменико Копполой, приговоренным к ссылке в один из городков возле Кунео. Ну а Франческо Карионе, сосланному в район Павии, пришлось самому варить обед — в единственной траттории городка, прознав, что его тошнит от жареных лягушек, стали готовить их под всевозможными соусами и приправами.

— Вонючие кроты! Я должен прозябать в этом зачуханном городишке, а Рокко Пиццуто наслаждается себе в Апельсиновой Роще — настоящей жемчужине в диадеме Амальфи!

Барон заскрипел зубами, подумав, что в разговоре с доном Тарчизио назвал «драгоценным ожерельем» и эту убогую местность — плоские, низенькие горы, которые с приближением осени все чаще кутаются в шарф тумана. Словом, такое местечко, где нет приятного аромата садов, а если тут чем и пахнет, так это плесенью, кругом полно луж, а птиц запекают в поленте.

Кроме душистой Апельсиновой Рощи почти у подножия Везувия, с ее лесочками пиний и зарослями дрока, он испытывал тоску и по Неаполю. По «деловым» встречам, особенно приятным еще и потому, что тебе выказывают глубочайшее почтение, по ночным блужданиям по уснувшему городу. Нередко здесь, в Фиа, в часы вынужденного безделья, когда он сидел, обмахиваясь газетой или притворяясь, будто задремал, наплывали воспоминания о прогулках по тем кварталам Неаполя, где еще сохранились пышные здания в стиле барокко. А лично он не сомневался, что барокко лучше всего отвечает характеру неаполитанцев с их непредсказуемостью и необузданной жизненной силой. Перед глазами вставал портал дворца Филамарино и церкви Санта Клара, вспоминался поразительный контраст между богатой, чистой набережной, улицами Партенопе и Актон и грязными улочками, где прежняя живописная бедность сменилась современной нищетой. «Хотя почему, собственно, контраст, они вполне сочетаются», — пришла ему вдогонку мысль.

И еще вспомнилось ему, как в детстве он не мог оторваться от базарчиков у Сан-Грегорио-Армено, которые на рождество превращались в сплошные ясли христовы. Потом, в зрелые годы, он старался «отмыть» грязные деньги, которые бурными реками текли к нему отовсюду, соорудив собственные ясли христовы и покупая за большие деньги у антикваров редчайшие фигурки пастухов и волхвов, созданные лучшими местными мастерами восемнадцатого века.

Иной раз ему приходило на ум, что и боссом-то мафии он стал лишь для того, чтобы удовлетворить эти дорогостоящие артистические прихоти. Карьера главаря мафии была Барону вполне по душе. Но выбирай он другую «профессию», он охотно бы стал антикваром, богатым и с тонким вкусом.

Сейчас же он чувствовал себя заживо погребенным. Что-то нужно предпринять, и немедленно. Да, ему мало вдохновенных отчетов Рокко Пиццуто об обильном урожае орехов, о цветущих апельсиновых и лимонных садах, о тучных коровах и об удивительно вкусном в этом году вине «лакрима Кристи» с виноградников у подножия Везувия. Не намерен он довольствоваться и закодированными сообщениями о делах куда более прибыльных и опасных, которые присылают его помощники. Один из них, Винченцино Депаоли, куда более известный всем как Санвинченцо, доносил о выгрузке четырех судов с контрабандными сигаретами, провернутой без всяких помех со стороны бдительной таможенной охраны.

Даже если предположить, что карабинеры рано или поздно устанут следить за ним с утра до ночи, волнующих событий, увы, тут не ожидается.

Впрочем, может, он и ошибается, подумал Барон, вспомнив об убийстве Энцо Калоне и словах Чириако. Кое-что все-таки произошло, пусть не совсем приятное, по крайней мере необычное.

— Синьор Паломбелла… — голос вдовы Косма звучал из-за двери глухо, да вдобавок она нервно постукивала по ней пальцем.