Логово горностаев. Принудительное поселение

В помещении не выветривался запах специй, жареного мяса и рыбы, и заглушить его можно было только запахом трубочного табака. Служанка, женщина неопределенного возраста, с огромными обвислыми грудями, ненавидела этот гнусный запах и, обходя столики, беспрерывно чихала и судорожно кашляла. Запах табака был ей столь же противен, как ему запах трюфелей, но протестовать она не решалась. Дон Джузеппе продолжал курить трубку, как ни в чем не бывало.

«… если есть во мне, о судьи, хоть немного таланта…»

Притворная скромность Цицерона скрывала ту же тонкую иронию могущественного босса, к которому обращались за помощью. «Насколько это в моих силах», «возможно, тут пригодятся мои знакомства…» Впрочем, префектом Сицилии Цицерон был.

Джузеппе Паломбелле такие сравнения нравились. Он даже представил себе, как погибает, убитый одним из наемных убийц Дядюшки Нтони, подобно тому как Цицерон погиб под ударами ножей наемных убийц Антония. Подумать только — Антония! Марк Антоний, триумвир Римской империи, и Дядюшка Нтони, он же Антонио Вичепополо, босс неаполитанской мафии, глава торговцев наркотиками.

Но уж если продолжить сравнение, то умирать ему рано. Цицерона убили, когда ему было шестьдесят четыре года. Не так уж и много (правда, в те далекие времена продолжительность жизни была меньше), но ему, Барону, и до этого возраста еще далеко. Одним словом, с десяток лет у него в запасе еще есть. Усилием воли он отогнал ненужные раздумья и отпил из бокала «дольчетто». Да и совпадения не всегда до конца совпадают. Лучше подумать о вещах более конкретных.

После покушения он должен, просто обязан нанести ответный удар. Месть — это право и обязанность бить все сильнее и сильнее, а после двух-трех взаимных «любезностей» поединок неизменно кончается смертоносным ответом.

Теперь он вправе рассчитаться с врагом сполна, а уж его помощники куда опытнее и толковее двух никудышных наемных убийц, которых Дядюшка Нтони снарядил из своей «кладовки».

Сикарио — наемный убийца, вдруг вспомнилось ему, происходит от слова «сикариус». Иначе говоря, тот, кто носит сику — кривой кинжал трахейцев, служивший в Древнем Риме оружием вероломного убийства.

Прошло целых две тысячи лет, а ничего не изменилось. Вот только на смену сике пришла «беретта».

В любом случае — сика ли, «беретта», — но надо отомстить и за дона Тарчизио. Возможно, в своей евангельской доброте покойный приходский священник и был бы против, но он знает твердо: уничтожить этого ядовитого скорпиона Вичепополо — благое деяние.

В соседней комнате, служившей также баром, кто-то включил музыку. Рыдающие звуки печальной песенки «На восточном базаре» ворвались в пустую гостиную. Барон сердито отмахнулся от звуковой волны, как от назойливой мухи.

«О господи, почему многие без этого адского шума жить не могут и даже чувствуют себя еще и ущемленными!» — Он протянул руку к недопитому стакану, оторвал взгляд от книги и… похолодел. На пороге стоял здоровенный тип в темной шапке, в пальто с меховым воротником и не отрывал от него взгляда своих большущих голубых глаз.

Вмиг ему вспомнилась сцена сорокалетней давности. Тогда его, совсем еще мальчишку, поразил строгий, испытующий взгляд святой Лючии на ладанке, висевшей над обеденным столом. Стоило ему поглядеть незнакомцев лицо, и он уже мог определить, что это за человек.

Нет, у этого человека глаза были не испытующие, как у святой Лючии, а беспощадные.

Вот и все. Ядовитый скорпион победил.

Ему стало противно, что умрет он бесславно, в жалкой гостинице с усыпанными крошками грязными столиками. Все-таки, раз уж спасения нет, он предпочел бы погибнуть на паперти у церкви в Фиа и чтобы дон Тарчизио поддерживал его голову. И последняя глупая мысль: совпадения с Цицероном кончились, он умрет на добрых двенадцать лет раньше. Ладно. Постараемся встретить смерть достойно. Он безоружен, и единственная возможность защиты — прикрыться столиком. Паломбелла незаметно вытянул руки и ухватился за края столика, готовый вскинуть его над головой, едва наемный убийца выхватит пистолет. В соседней комнате вместо жалобной восточной песни зазвучала гитара и другой певец столь же громко запел «…Купил он мышку, ее съела кошка». Молчаливое противостояние с обеих сторон становилось невыносимым.

Барон почувствовал, что от чрезмерного напряжения у него ослабли мускулы. Еще немного — и он не сможет оказать ни малейшего сопротивления. И тогда, словно камень, он метнул в незнакомца вопрос:

— Вы меня ищете?

Незнакомец неторопливо, вразвалочку подошел поближе. Снял шапку, обнажив гриву белокурых волос. Без шапки он выглядел много моложе — не старше лет тридцати.

— Позвольте к вам обратиться? — спросил он не то с пьемонтским, не то с ломбардским акцентом.