Читаем Логово смысла и вымысла. Переписка через океан полностью

Сейчас, вглядываясь в те годы, я понимаю, как мне фантастически повезло, что я попал в серию ЖЗЛ, которой тогда руководил Юрий Николаевич Коротков. Это был поразительный человек, причем он сам рос духовно и нравственно на моих глазах, и я, будучи еще очень молодым, неустоявшимся человеком, формировался под этим влиянием. А с чего начался этот процесс, и откуда все это у него пошло, для меня так и осталось загадкой. Он ведь был провинциалом с очень скромным формальным образованием — аж Воронежский пединститут! Да и в том институте, он, как можно было понять с его слов, не столько учился, сколько занимался комсомольской работой, и, будучи энергичным парнем, сразу попал в райком, потом в горком комсомола, оттуда в ЦК (так он попал в Москву). Представляете, каким надо было быть правоверным и ортодоксальным, чтобы в короткий срок, без связей, проделать такую карьеру! В ЦК комсомола, правда, у него не заладилось. Его взяли референтом к кому‐то из высшего начальства, вернее спич‐райтером, но эти самые спичи у него не шибко получались, и тогда его спихнули в «Молодую гвардию», и так как диплом у него был исторического факультета, то поставили завом ЖЗЛ. Тут он нашел себя — не иначе, как на небе был разложен этот пасьянс. Только что прошел 20‐й съезд[49], в публике появился обостренный интерес к исторической правде, стали более доступными архивы, цензура стала мягче, так что все сошлось в один узел волшебным образом.

Сейчас мало кто помнит, что с ЖЗЛ началось возвращение Булгакова. Его «Мольер» именно для ЖЗЛ был написан, но сам Алексей Максимович [Горький] его зарубил, почуяв в подтексте излишнее вольнодумство. А Коротков, зная, конечно, всю предысторию, поставил запретную книгу почти запретного автора в план, пробил и издал! И потом, уже на моей памяти, когда Коротков задумал и осуществил издание альманаха «Прометей», он в один из первых номеров хотел поставить «Понтия Пилата» из «Мастера и Маргариты». Помню до сих пор, с каким упоением мы всей редакцией читали рукопись. Но ситуация тогда еще не созрела, еще несколько лет должно было пройти, прежде чем Симонов сумел пробить роман в «Москве»[50].

Коротков все время раскрепощался и в этом отношении порой опережал самых именитых и заслуженных авторов, которым, казалось бы, вообще бояться было нечего. Помню, шло у нас переиздание книги Корнея Ивановича Чуковского «Современники». Недавно, кстати, ее снова переиздали в ЖЗЛ, я ее купил и с наслаждением перечитал. Так вот, ее запустили в производство, никаких проблем не ожидалось, и вдруг корректуру затребовал [Ю. Н.] Верченко (тогда он был нашим директором), прочитал, вызвал Короткова и говорит: «А ведь постановления ЦК партии о журналах „Звезда“ и „Ленинград“ никто не отменял. Очерки об Ахматовой и Зощенко надо снять»[51]. Наш Юрий своим ушам не поверил. Книга‐то уже выходила с этими очерками, никаких нареканий не было, и вдруг — гром среди ясного неба. Все попытки что‐то объяснить оказались тщетными. Тогда Юрий пустил в ход последний козырь: как же мы можем снять, ведь это все‐таки Чуковский, он ни за что не согласится. «А вы поговорите с ним, попробуйте убедить». Юрий позвонил Корнею, ни в чем, конечно, убеждать его не стал, а просто объяснил ситуацию. Затем снова пошел к Верченко и говорит: «Я говорил с Корнеем Ивановичем, он ни в какую не соглашается. Текст апробирован, никакой критики не было — словом, не хочет снимать. На его стороне авторское право, так что делать нечего, надо издавать в том виде, как есть». «Коли так, — отвечает Верченко, — попросите Корнея Ивановича зайти ко мне».

Коротков снова позвонил Корнею, объяснил, что хочет отстоять книгу в полном объеме, нужно проявить твердость. Корней приехал в редакцию, Коротков проводил его в приемную директора, сам остался ждать. И вот буквально через пять минут К. И. выходит и говорит, что согласился снять оба очерка. Юрий наш, как в дерьмо опущенный. А потом еще на собрании всего коллектива книжных редакций Верченко ему добавил: «Нам, товарищи, лучше надо работать с авторами. Вот, например, книга всеми уважаемого Корнея Ивановича Чуковского выходит в ЖЗЛ. Юрий Николаевич Коротков не сумел убедить автора в необходимости снять очерки об Ахматовой и Зощенко. А пришел Корней Иванович ко мне, я ему объяснил, что решения ЦК партии не отменены, мы обязаны ими руководствоваться, и он согласился. Мы все уважаем Корнея Ивановича, но ведь он человек беспартийный, а мы с Вами обязаны проводить партийную линию».

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное