Логово снов

Он кинулся было за ней, но был остановлен официантом.

– Ваш счет, сэр.

– Клянусь, я сейчас же вернусь!

– О, я уже такое слышал, и не раз, – сказал тот, незыблемый, как скала, и Мемфис почувствовал себя дважды униженным: Тэтиным внезапным бегством и подозрениями обслуживающего персонала.

Белых посетителей в дверях никто не ловил. Под взглядами всего ресторана Мемфис вытащил бумажник и бросил на серебряный поднос несколько банкнот.

– Ну, что, счастлив? – ядовито осведомился он.

От особенного вечера остались одни осколки. Плюс ко всему Тэта забыла на столе подаренное ей стихотворение. Мемфис в ярости сгреб бумажку и стал проталкиваться к выходу, так и не заметив два обожженных отпечатка ладоней на краю белеющей скатерти.

Гарлемские улицы купались в неоновом рекламном свете и, казалось, насмехались над бредущим домой Мемфисом. Клубок юной, пьяной и золотой молодежи выкатился из дверей «Коттон-клуба» (только для белых) и тронулся по Леннокс-авеню, горланя «У нас все – то что надо!» на пределе глоток. Естественно, они заняли собой почти всю ширину тротуара, и Мемфис рад был бы врезаться в них, столкнуть на мостовую, но вместо этого лишь засунул кулаки поглубже в карманы костюма. В одном из них до сих пор лежало смятое стихотворение.

– Эй, ромео! Как твое большое свидание? – хохоча, поинтересовался Кларенс от дверей проклятого «То что надо!». – Да не горюй ты так, Мемфис, тут внутри полно девчонок!

Ага, только моей любимой там нет, подумал про себя тот. На краю квартала, на полузаброшенной улочке, бесконечно далекой от прелестей Леннокс-авеню, какой-то мужчина растянулся поперек тротуара и блевал спиртным. Мемфис признал в нем одного из местных пьяниц – Нобла Бишопа. Пальто на господине Бишопе не наблюдалось, того и гляди закоченеет тут насмерть.

Мемфис перемялся с ноги на ногу.

– Эй? Эй там, мистер Бишоп! С вами все в порядке?

В ответ пьяница крепко его обругал.

Отлично, ну и лежи себе, где лежал, подумал Мемфис. Тетя Октавия на это бы сказала: «Все равно нельзя помочь человеку, который не хочет, чтобы ему помогали».

Однако обитатель тротуара явно был не в порядке. Сквозь разорванную рубашку на руке виднелась рана – совсем скверная, если по чести. Мемфис стоял на холоде, разрываясь пополам.

– Похоже, вам бы надо доктора… – попробовал он.

Налитые кровью глаза глянули на него с лишенного всякой надежды лица. Голос прошелестел тонкой ниточкой звука.

– А зачем он мне? Неужто доктор сделает меня снова свободным?..

Пьянчуга положил голову на холодный тротуар и горько заплакал.

Мемфис не был доктором, и святым он тоже не был. Он никого не мог ни от чего освободить – ни себя, ни его. Зато он мог попробовать что-нибудь сделать с этим гниющим порезом – если, конечно, наберется смелости попытаться. Или и здесь его ждет неудача?

– Мистер Бишоп, я бы взглянул на вашу рану? – сказал Мемфис, придвигаясь поближе.

Сердце у него сильно колотилось; ночь и так уже выдалась гадкой, а он еще вздумал на новые неприятности нарываться.

Пьяница двинул ему, правда, без особого энтузиазма.

– Н-не нужна мне твоя помощь! С-сволочь…

– Чья-то точно нужна. Дайте я просто посмотрю, и все.

Нобл нехотя протянул руку, глядя с едва сдерживаемой злостью. Несло от него не только спиртным, но вдобавок еще и мочой. Борясь с отвращением, Мемфис взял его руку за запястье и повыше локтя и закрыл глаза, пытаясь пробиться к тому целительному островку, скрытому глубоко внутри… Ничего. Ни единой искры. Ночь стремительно переключилась с просто мерзкой на окончательно безнадежную.

– Оно ушло, – пробормотал Мемфис себе под нос, вконец отчаявшись. – Я снова все потерял.

– А ну пусти меня! – заорал ни с того ни с сего Бишоп, заезжая ему в плечо и еще раз – по уху.

– Ай! А ну, прекрати драться, старый алкаш! – Мемфис попробовал закрыться от града ударов.

– Пусти! Пусти! – ругаясь так, что небесам впору вспотеть, страдалец продолжал колошматить Мемфиса; тому крепко прилетело в бедро, и тут вся эта идиотская ночь встала у него внутри на дыбы, как девятый вал. Нет, не вылечить Нобла Бишопа он хотел, а как следует наподдать ему и еще, и еще. Он хотел дать миру сдачи. Скрипнув зубами, Мемфис схватил старика за руку и сжал что было силы.

– Хочешь, чтобы у тебя рука к черту сгнила, старый осел? А ну, кончай, а не то я тебе сам врежу! Прекрати, я сказал…

Связь прострелила сквозь него быстро и мощно, как удар электрического тока. Тело Мемфиса дважды дернулось, на языке разлился железистый привкус. Улица кругом размылась, посерела, потом озарилась светом. Последнее, что Мемфис увидел, были глаза пьяницы, круглые, как монеты, когда тот попытался что-то сказать, да так и не смог…