Логово снов

– Вы меня извините, я на минуточку, – усатый исчез за тяжелой портьерой на задах магазина и появился только через несколько минут. – К сожалению, у нас сейчас нет этой детали, сэр. Мы ее для вас заказали, – он вернул Сэму записку, минус, что странно, пять долларов. – Вот ваша квитанция. Однако, боюсь, это последний раз, когда мистер Арнольд сможет заказать для вас эту деталь, сэр. Ваша модель сейчас… очень популярна. Слишком даже популярна, если вы понимаете, о чем я.

Сэм состроил рожу. Как же, самая модная песня на наших радиоволнах, называется «Сэм-н-Эви». Софиты, направленные на их искусственный роман, чтоб их, бросали слишком много света и на его частную жизнь.

– Слышу тебя так же отчетливо, как детекторный сет, друг, – сообщил он продавцу.

Уже на улице Сэм развернул записку. Внутри был приклеен ключ – безо всякой сопровождающей информации.

– Может быть, вас заинтересует новый шестиламповый «Зенит» с потрясающим музыкальным звучанием? У него везде электричество! – замахал ему очередной энтузиаст.

– Спасибо, друг. У меня тоже, – радостно ответил Сэм, засовывая записку и ключ в карман и ныряя из какофонии Радио-роу в грохот надземки на Девятой авеню.

Пара джентльменов проводила его внимательными взглядами из коричневого седана.

Каждый день газеты сверкали жирно набранными заголовками, живописующими ужасы сонной болезни.

Главный инспектор здравоохранения города Нью-Йорка увещевал граждан чаще мыть руки, ежедневно производить дома влажную уборку и избегать больших скоплений народа, в особенности рынков на открытом воздухе, акций протеста и рабочих беспорядков. От зданий, оклеенных желтыми карантинными плакатами, им тоже следовало держаться подальше и на какое-то время воздержаться от посещений Чайнатауна и «других иностранных кварталов». Родители подписывали петиции, призывающие запретить китайским детям посещать школы и колледжи. Редакции забрасывались письмами, клеймящими иммигрантов, джаз, пошатнувшуюся общественную мораль, несоблюдение запрета на продажу алкоголя, стрижки «боб» (слишком короткие), автомобили и анархистов. Законотворцы спорили, не стоит ли добавить еще пару кирпичиков в и без того непрестанно растущую стену закона о высылке, и ратовали за возврат к традиционной американской морали и религиозности старых добрых времен. Сара Сноу на радио заклинала слушателей отвратиться от джаза с его порочными цыпочками и отдаться душою и телом Иисусу. Правда, сразу после нее реклама заверяла тех же слушателей, что «мыло Пирса надежно обеспечит всей семье здоровье и защиту от всяких экзотических болезней».

В Чайнатауне большой камень с надписью «КЕТАЙЦЫ ОТПРАВЛЯЙТЕС ДОМОЙ!» – влетел в витрину ювелирного магазина «Чун и сыновья». Ресторан «Поющее крылышко» вдруг скоропостижно сгорел за одну ночь. Хозяин стоял под медленно падающими хлопьями снега пополам с сажей и глядел, как все, что он с таким трудом возводил, на глазах рассыпается прахом; его спокойное лицо озарял теплый оранжевый отблеск пожара. Полиция регулярно врывалась на собрания социальных клубов и заявилась даже на банкет по случаю рождения у Юэнь Хуна первенца и наследника. Мэр все-таки запретил празднование китайского Нового года из опасений за общественное здоровье. В отместку Китайская Благотворительная Ассоциация устроила марш протеста вдоль по Центральной улице и до самой мэрии, где демонстрантам приказали разойтись под угрозой ареста и депортации из страны. Улицы пахли зимой и свининой, пеплом пожарищ и благовониями от алтарей предков, да будут они благосклонны к потомкам в сей трудный час. На домах вспыхивали ярко-красные таблички, призванные помочь мертвым найти дорогу обратно, к семейному очагу. Пороги были все в тальковом порошке, и потомки внимательно выискивали на них следы призраков.

Повсюду царил страх.

На евгенической конференции в роскошном бальном зале отеля «Вальдорф-Астория» джентльмены в элегантных костюмах говорили о «проблеме полукровок и гибели белой расы» и тыкали пальцами в рисунки и диаграммы, наглядно доказывающие, что причиной большинства недугов является неполноценное и низкосортное племенное поголовье. Сами докладчики называли это наукой. А еще – фактами. А еще – патриотизмом.

Аудитория прихлебывала кофе и кивала в знак согласия.

Мемфис Кэмпбелл честно пытался работать, но мысли его были далеко. Они с Тэтой не разговаривали с того самого катастрофического вечера в «Маленьком раю». Мемфис, как ни старался, не мог взять в толк, как можно сказать парню, что ты его любишь, а потом взять и сбежать. Он ужасно по ней скучал, но гордость не давала прогнуться. Тэта должна сама к нему прийти, первой.

– Мемфис, ты меня слушаешь, сынок? – сказал Билл Джонсон. – Ты точно записал номер?

– Да, мистер Джонсон, сэр. Один четыре четыре, – сказал Мемфис. – Я сделаю его для вас, как и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Понятия не имею, почему вы упорно ставите на него, если все равно не выигрываете.

– Считай, что это предчувствие, – сказал Билл, но прозвучало это все равно раздраженно и нервно.