Логово снов

Там и сям рождались новые истории… вот пара рабочих подземки пропала с концами. Их фонари нашли в тоннеле, который парни прокладывали для расширения системы, – они все еще горели. Сумочка некой мисс Роуз Брок таинственным образом обнаружилась на путях возле станции «Четырнадцатая улица». Сокрушаясь по поводу неудачной любовной связи, барышня пошла с друзьями в вестсайдский кабак и исчезла. Предполагалось самоубийство. Какого-то билетера отстранили по подозрению в пьянстве: он клялся, что видел слабо мерцающее привидение в темном жерле тоннеля. Бледная тварь, по его показаниям, сначала сидела на четвереньках, а потом прострекотала вверх по стене, как таракан, и прочь с глаз. Некоторые пассажиры сообщали, что видели из окон движущегося поезда странные вспышки зеленого света. Проходчики, занимавшиеся сооружением нового Холланд-тоннеля, отказывались спускаться под землю: там, в глубине, до них донеслись жуткие звуки – как будто жужжание огромного роя, – наверняка там завелись паразиты, только вот непонятно какие. Начальство даже пригласило пророка, чтобы он благословил участок. Он настаивал, что там все чисто, но рабочие-то знали, что ему заплатили, чтобы он это сказал, так что теперь они спускались вниз исключительно группами, и чтобы на каждом был защитный амулет, а то и не один. Поголовье бродяг сильно упало. Вся братия, по зиме спасавшаяся от холода на платформах метро, в тоннелях и канализационных коллекторах, вдруг резко куда-то подевалась.

В Вест-Сайде двое мальчишек играли возле ливневого стока, когда одного внезапно смыло вниз. Полиция прочесала все под решеткой, посветила фонарями в тоннели, но нашла только бейсбольный мяч и один из ботинков. Второй мальчик, тот, что уцелел, утверждал, что дело совсем не в воде и что он видел сверхъестественную бледную руку, которая вылезла снизу и утянула его товарища за лодыжку – быстро, как захлопывается кроличий капкан.

В общем, люди исчезали. Ничего в этом не было необычного – в городе, где орудовали безжалостные гангстеры вроде Мейера Лански, Голландца Шульца и Аль Капоне, все знаменитые, что твои кинозвезды. Только дело в том, что исчезали совсем не гангстеры, которым сам бог велел исчезать после каких-нибудь там разборок или войн за территории. Написанные от руки объявления появлялись всюду на фонарных столбах и у входов в метро – отчаянные мольбы обезумевших близких:

ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ: ПРЕСТОН ДИЛЛОН, СТАНЦИЯ «ФУЛТОН-СТРИТ»…

РАЗЫСКИВАЕТСЯ: КОЛИН МЕРФИ, ШКОЛЬНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА, РЫЖИЕ ВОЛОСЫ, ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА, ВОЗРАСТ 20 ЛЕТ…

МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ ЗНАЕТЕ: ТОМАС ЭРНАНДЕС, ЛЮБИМЫЙ СЫН? ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ ВХОДЯЩИМ НА СТАНЦИЮ МЕТРО «СИТИ-ХОЛЛ»…

ПОСЛЕДНИЙЙ РАЗ ВИДЕЛИ ПОБЛИЗОСТИ ОТ ПАРК-РОУ…

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ УТРОМ, КОГДА УХОДИЛ НА РАБОТУ…

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ…

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ…

ПОСЛЕДНИЙ…

Но все это были мелкие, незначительные сюжеты – в городе, который ими и так кишел. Иногда им удавалось просочиться на последние полосы газет, куда-нибудь за спины сенсационных передовиц о том, как Бэби Рут приехал на стадион на своем новехоньком спортивном «Пирс-Арроу»; или сияющих снимков Джека Марлоу, орлиным взором озирающего болотистые просторы Квинса, где скоро раскинется его сногсшибательная выставка «Будущее Америки»; или подробнейших отчетов о том, что именно было надето на Провидице-Душечке, посетившей такую-то и такую-то вечеринку в сопровождении своего удальца-нареченного, Сэма Ллойда.

Потому что газетам, судя по всему, тоже снились сны, только совсем другие.

– Ты пишешь столько любовных песен… а влюблен-то ты когда-нибудь был? – спросила Лин на восьмую ночь, когда они вдвоем ждали поезда.

– Да, – сказал Генри и уточнять ничего не стал. – А ты?

Лин вспомнила, как погрузилась в глаза Вай-Мэй.

– Нет, – коротко ответила она.

– Вот и умница. Любовь – сущий ад, – пошутил Генри.

Он сел за рояль и заиграл что-то новенькое.

– Что это за песня? – полюбопытствовала Лин.

Она сильно отличалась от всего остального, что обычно наигрывал Генри. Те легко забывались, но эта, обретавшая сейчас форму у него под пальцами, была другая – странная, красивая, привязчивая. В ней был вес, в ней была жизнь.

– Пока не знаю. Просто играюсь вот с темой, – нехотя ответил Генри.

Он казался смущенным, словно из него обманом вытянули какую-то сокровенную тайну.

– Мне нравится, – оценила Лин, внимательно прислушиваясь. – Такая… печально-красивая. Как все самые лучшие песни.

– Это… это что, был комплимент? – Генри прижал руку к груди, делая вид, что сейчас грохнется в обморок.

Лин закатила глаза.

– Только не начинай.