Логово снов

В переполненный автобус уже можно было втиснуться только стоймя. Он неторопливо полз по Пятой авеню, поверх дымящихся дыр канализационных люков, уворачиваясь от закутанных по самый нос от кусачего ветра ньюйоркцев. Несмотря на все это, Генри сиял от счастья. Он висел на ременной петле и насвистывал «Алую реку». Две девчушки на сиденье под ним весьма этому радовались – в отличие от шофера, гавкнувшего, что у него можно либо свистеть, либо ехать, выбор, мол, за Генри.

– Если свистеть нельзя, я и мурлыкать могу, – любезно отозвался Генри.

– Вон! – кратко подытожил шофер, останавливая автобус в десятке кварталов от нужной Генри остановки.

– Когда я стану знаменитым, вы об этом пожалеете, – пообещал Генри, помахал все еще хихикающим девчонкам в окне и пошел себе пешком.

Ничто не могло испортить ему настроения – даже долгое ожидание кассира на вокзале Гранд-Сентрал. Созерцая суету вокруг, Генри пробовал представить себе выражение физиономии Луи, который вот так встанет первый раз под светящимся диском часов, а кругом будут сновать люди – больше людей, чем он в жизни видел на своих речных круизах. Луи наконец-то приедет в Нью-Йорк! Они смогут быть вместе. От этой мысли у него внутри шипели пузырьки, как от шампанского.

– Дайте один билет из Нового Орлеана, штат Луизиана, до вокзала Гранд-Сентрал, пожалуйста, – сказал он в окошко кассы.

– Это тебе Нью-Йоркско-Новоорлеанская транспортная компания нужна, – ответили оттуда.

– «Нью-ново компани», вези мою любовь скорей, ему… то есть ей не терпится со мною очутиться… – промурлыкал тихонько Генри, на ходу выдумывая слова.

– Так тебе билет нужен или импресарио, малыш? – приветливо спросило окошко.

Генри сунул туда пригоршню мятых купюр, выуженных из Тэтиного пианофонда в кофейной банке. Вот она разозлится, когда обнаружит, что он туда залез. Но он обещал Луи билет, да и потом, Тэта же хочет, чтобы он был счастлив? Она поймет. Пианофонд можно восполнить за несколько месяцев, и тогда все будет прощено и забыто.

– Обратный билет понадобится? – спросил кассир.

– Если мне повезет, то нет, – улыбнулся Генри.

На почте он заклеил в конверт билет, письмо и свою фотографию в самом лучшем костюме об руку с Тэтой на фоне театра «Новый Амстердам». В животе у него чуть-чуть сжалось, когда почтмейстер проштемпелевал письмо «Par avion»[30], запечатав в него всю его, Генри, надежду. А ведь еще нужно дождаться ночи, чтобы снова увидеть Луи и сообщить ему счастливые новости.

Все еще насвистывая «Алую реку», Генри устремился домой, в «Беннингтон», счастливый, как никогда. До пресс-конференции и сюрприза, который они с Тэтой всем приготовили, оставалось еще несколько свободных часов. Однако на пути через вестибюль к нему, настойчиво зовя по имени, вдруг зашаркала Аделаида Проктор, и сердце у Генри упало.

– Добрый день, мисс Проктор, – сказал Генри, поспешно нашаривая кнопку лифта. – Прошу меня извинить, но я ужасно спешу…

– О, мистер Дюбуа, дело в том, что мне снились про вас совершенно ужасные сны…

– Какая неприятность, мисс Проктор. Но, как видите, со мной все в полном порядке.

– Нет-нет, полагаю, это не так, молодой человек. Вы разве не слышите плач? Умоляю вас, мистер Дюбуа, будьте осторожны!

– Аделаида! – позвала ее с другого конца холла мисс Лилиан. – Мы опоздаем!

Тут как раз подошел лифт, и Генри запрыгнул в него, радуясь, что дешево отделался.

– Пожалуйста, не беспокойтесь на мой счет, мисс Проктор. Хорошего вам дня! – прокричал он в двери, мыслями уже весь в музыке, в Луи и в снах, которые все сплошь были добрыми.

– Адди! – нетерпеливо закричала издалека мисс Лилиан.

Но Аделаида Проктор стояла в холле, не на шутку испуганная. И когда решетка уже закрывалась, она сказала еще кое-что, от чего у Генри, уносимого ввысь, мороз пробежал по коже:

– Энтони Оранжевый Крест, мистер Дюбуа. Внимание, внимание, Райская площадь!

Генри вышел из лифта. Ему было не по себе. Откуда Аделаида Проктор узнала про Энтони Оранжевый Крест и Райскую площадь? Ему вообще-то не случалось заходить к ней в сны или встречать ее в своих. Надо будет потом поймать ее, расспросить на досуге…

Он потянулся, чувствуя боль во всех мускулах. Несильную, как будто он всю ночь занимался физкультурой. В некотором роде так оно и было. Разве они с Луи не ходили на рыбалку? Просто как-то странно чувствовать это сегодня телом. Да чего греха таить, он на самом деле чертовски устал. И стоило Генри рухнуть в любимое кресло, как веки его закрылись и он уснул на месте.

Сон начался в родном доме, в Новом Орлеане. Отец сидел за длинным столом – в напудренном парике пуританского судии.

– Ты больше не увидишься с этим мальчиком, – отрубил он.

Генри отвернулся и побежал через кладбище, устланное, как ковром, пурпурной ипомеей. Мамины каменные святые в унисон шевелили пористыми губами…

– Не надо было им этого делать!

Вьюны ползли вверх по его ногам, плети крепко охватывали мышцы.

– Пустите! – заорал Генри…