Логово снов

– Не станут. Ты – Тэта Найт, а не Бетти Сью Боуэрс. Ты даже выглядишь по-другому. Ты в безопасности, – сказал Генри, целуя ее в лоб. – О’кей?

– О’кей, – отозвалась она, наслаждаясь чувством защищенности рядом с лучшим другом – пусть хотя бы временной.

– А у меня кое-какие свои новости есть, – Генри улыбнулся еще шире. – Луи едет в Нью-Йорк. Я сегодня послал ему по почте билет на поезд.

– Ух ты! Вот это шикарно, Ген. Ты таки сумел пробраться ему в башку. Как тебе это удалось? Ты вдалбливал ему в мозг наш телефон, пока он наконец не проснулся и не набрал?

Генри сунул руки в карманы и отвел глаза.

– Ну, не совсем.

– Так как же тогда… ох, Ген, – Тэта прислонилась к стене театра. – Опять строил планы во сне? Это не более реально, чем моя русская царская кровь.

– Я думал, ты за меня порадуешься, – проворчал разобиженный Генри.

– Так я и рада. Но еще я беспокоюсь за тебя. В последнее время ты живешь больше в мире снов, чем тут, в нормальном мире. Ты тощий и измотанный и как будто за много миль от меня, даже когда… – Тэта резко умолкла; глаза ее сузились. – Так, Ген, а откуда ты взял денег на билет?

Генри упорно смотрел в землю.

– Я тебе все верну.

– Сукин ты сын, Генри! – рявкнула Тэта.

Идущая мимо по Сорок Второй пара наградила ее неодобрительным взглядом.

– Дуйте своей дорогой, миссис Гранди![31] Не ваше дело, – прорычала она, и они заторопились прочь.

– Ты устроила для меня этот фонд, потому что хотела мне счастья. Луи тут, со мной, в Нью-Йорке – вот мое счастье, Тэта, – Генри так хотел поделиться с ней этой новостью, но теперь сделанное казалось ему ужасной ошибкой.

– Ген, этот пианофонд – наш общий пианофонд. Он для нашего будущего. Твоего и моего. Мы – команда. По крайней мере, я всегда так считала.

– Я думал, что кто-кто, а ты точно должна понять…

– Это нечестно, Ген. Ты же знаешь, я на твоей стороне. Всегда.

– Ага, как же, – отозвался Генри, и они с Тэтой молча уставились на идущих по Сорок Второй пешеходов, переступающих через канализационные решетки и теряющих вещественность в клубах рвущегося оттуда густого пара. Здесь, в переулке, они с Тэтой стояли бок о бок, но никогда еще не были так далеки друг от друга.

Предсказание судьбы

Теперь, при двух ангажементах сразу – подложного жениха Эви и музейщика на полную ставку в отсутствие Уилла – у Сэма оставалось крайне мало времени на проект «Бизон». Но все же в один прекрасный день ему удалось выкроить часок и ускользнуть в места детства в Нижнем Ист-Сайде. Много заведений там позакрывалось из-за сонной болезни, так что на Орчард-стрит его ждала неудача – пока продавец солений не сообщил ему, что Розенталям повезло и они перебрались в Бронкс.

Сейчас Сэм с Эви стояли у размашистого многоквартирного дома на Гранд-Конкорсе, явно построенного каким-то амбициозным Тюдором для евреев, покинувших скученные многоэтажки Орчард и Хестер-стрит и желающих начать новую жизнь, и столь же далекого от тех многоэтажек, сколь они были далеки от местечек и гетто России, Польши, Румынии и Венгрии. Впрочем, у каждого дома свои призраки.

– Не понимаю, мне-то зачем было приходить, – ворчала Эви.

Сэм немножко втянул щеки, чтобы казались повпалее.

– Потому что ты – моя ненаглядная невеста. Все обожают Провидицу-Душечку! – не без сарказма сообщил он. – Ах да, и еще одно, дорогая. Если она спросит, ты собираешься перейти в иудаизм.

– Что? Сэм!!

– Да не волнуйся ты. Все схвачено, Бэби-Вамп. Просто делай, как я.

– Если это должно было меня ободрить, так у тебя не вышло, – сердито проворчала Эви.

Они поднялись по ступенькам, лавируя в стае веселых и разнокалиберных детей, носившихся как угорелые, и постучали в дверь миссис Розенталь. Анна Розенталь оказалась куда круглее и старше той юной женщины, что Эви повстречала в виденье. Теперь она носила очки, а в потускневших рыжих волосах сверкало несколько седых прядей – но, несомненно, это была она.

При виде Сэма миссис Розенталь слегка вскрикнула, а потом кинулась неистово его обнимать. Потом отступила, оглядывая его с головы до ног и восторженно качая головой.

– Сергей!

Она затараторила что-то по-русски, и он ответил ей на чем-то похожем, слегка запинаясь.

– Вы уж простите, миссис Розенталь, мой русский малость подзаржавел.

– Все забывается, – отвечала она, и Сэм не сумел бы точно сказать, c грустью или с благодарностью.

Эви откашлялась.

– А это, – опомнился Сэм, сгребая ее поближе, – зеница ока моего, моя прекрасная уже-почти-невеста, Эви О’Нил.

– Очарована, – квакнула Эви, приседая.

– Да, я уже читала о вас в газетах! Надо же, мне и в голову не приходило, что знаменитый Сэм Ллойд – это наш Сережа Любович. Пока ты не позвонил и не сказал мне сам, разумеется. Но, прошу вас, детки – входите, входите!

Миссис Розенталь провела их в гостиную, где на каждом выступе мебели красовалось по ермолке, ушла на кухню и тут же явилась обратно с кофейником и тарелкой мандельброда[32].