Логово

Вассаго все еще ездил на жемчужно-серой "хонде", принадлежавшей Ренате Десье, женщине, на которую он напал в темной аллее около автостоянки в субботу вечером и которую позже присовокупил к своей коллекции. Это была отличная машина, особенно хороша на таких извилистых дорогах, как в каньоне, когда он ехал от дома Хоунелла по направлению к более населенным районам Оранского округа.

Не успел он миновать один из особенно крутых поворотов, как мимо него пронеслась патрульная машина полицейского управления и быстро покатила туда, откуда ехал он. Ее сирена не была включена, но сигнальные огни окрашивали в красные и синие цвета мчавшиеся ей навстречу глинистые склоны и нависавшие над дорогой скрюченные ветви деревьев.

Теперь ему приходилось одновременно следить и за петляющей впереди дорогой, и за удаляющимися в зеркале заднего обзора огнями патрульной машины, пока она не въехала в очередной поворот и не исчезла из виду. Он был уверен, что полицейские спешили к Хоунеллу. Видимо, бесконечные телефонные звонки, прервавшие на время допрос писателя, но оставшиеся безответными, всполошили полицию, но как и почему это случилось, он понятия не имел.

Вассаго не прибавил скорости. На выезде из каньона Сильверадо он свернул на юг и, выехав на дорогу, ведущую в каньон Сантьяго, поехал не превышая скорости, как всякий уважающий законы примерный гражданин.

8

В темноте, лежа в постели, Хатч чувствовал, как вокруг него рушится мироздание. И остается только тленный прах.

Ведь стоит лишь протянуть руку, и он обретет счастье с Линдзи и Региной. Или это ему только кажется? И ему никогда не дотянуться до них?

Он жаждал прозрения, которое прольет свет на происходящие с ним сверхъестественные события. До тех пор пока он не поймет сущность зла, ворвавшегося в его жизнь, он не сможет с ним бороться.

В голове вертелись слова Нейберна: "И я верю, что зло – это самостоятельно существующая в мире сила, некая энергия вне нас, особое присутствие".

Хатчу казалось, что ноздри ему щекочет характерный запах дыма от опаленных страниц "Артс Америкэн". Журнал он спрятал внизу, в "логове", заперев его на ключ в письменном столе, а ключ присовокупил к связке других ключей, которые всегда носил с собой.

Раньше он никогда ничего не закрывал на ключ в ящике письменного стола. Он и сам не знал, что тогда заставило его сделать это. "Скрываю важную улику от правосудия", – пытался шутить сам с собой Хатч. Но что, собственно, доказывает эта улика? Обожженные страницы журнала никому ничего интересного сказать не могли.

Нет. Не совсем так. Существование журнала доказывает ему самому, что он не просто галлюцинирует и воображает себе все, что с ним происходит. То, что он запер на ключ ради собственного спокойствия, было весьма веским доказательством. Доказательством того, что он не психопат, а нормальный человек.

Рядом с ним лежала Линдзи и тоже не спала, то ли оттого, что не могла заснуть, то ли оттого, что не хотела. Наконец она не выдержала:

– А что, если этот убийца…

Хатч затаился и ждал. Ему не надо было просить ее закончить свою мысль, он и так знал, что она скажет. Спустя несколько мгновений Линдзи произнесла именно то, что он и ожидал услышать:

– А что, если этот убийца ощущает тебя так же, как и ты его? А что, если он нагрянет сюда, чтобы расправиться с тобой… с нами… с Региной?

– Завтра же предпримем меры предосторожности.

– Какие, например?

– Прежде всего обзаведемся оружием.

– А что, если нам угрожает нечто, с чем одним нам не справиться?

– У нас нет иного выбора.

– Мы могли бы обратиться в полицию, чтобы нам выделили охрану.

– У меня такое чувство, что особой охраны для психа, который утверждает, что каким-то сверхъестественным телепатическим образом связан с другим психом, но уже убийцей, они не выделят.

Ветер, гонявший сухие лавровые листья по автостоянке вблизи торгового центра, теперь нашел плохо закрепленную решетку для сброса дождевой воды и стал играть ею. Металл мягко скребся о металл.

Думая о своем, Хатч неожиданно спросил:

– Должен же был я куда-нибудь попасть после смерти, а?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну там в Чистилище, Рай или в Ад – или куда там еще попадает католик после смерти, если истинно то, чему нас учат верить умозрительно.

– Но… ты же сам говорил, что не испытывал ничего, что свидетельствовало бы о близкой смерти.

– Нет, этого я не говорил. Просто я ничего не помню из того, что произошло со мной… по ту сторону. Но это вовсе не значит, что я там не был.

– Что ты пытаешься доказать?

– Может быть, этот убийца – вовсе и не человек.

– Как это?

– Может быть, я по пути оттуда прихватил что-нибудь.

– Прихватил что-нибудь?

– Ну да, оттуда, где побывал после смерти.

– Но что именно?

У темноты есть свои преимущества. Незримо присутствующее в нас первобытное начало обретает голос и позволяет говорить о вещах, которые при полном освещении могут показаться по меньшей мере нелепыми.

– Какой-нибудь злой дух. Непонятное бытие, – ответил Хатч.

Она промолчала.