Логово

Сейчас ему снилось, что он стоит на дне глубокого ущелья, стены которого настолько круты, что взобраться по ним невозможно. Но и в тех местах, где склоны более пологи и по ним можно бы вскарабкаться наверх, они все равно остаются неприступными, так как образованы из странной, рыхлой, белой, постоянно осыпающейся и предательски оседающей глинистой массы, излучающей какое-то мягкое белесоватое сияние. Это был единственный источник света, так как небо вверху оставалось бездонным и черным. Запертый в узком ущелье, Хатч в смятении перебегал от одного крутого утеса к другому, и душу его наполнял страх, причину которого он никак не мог определить.

Но вскоре он осознал две вещи, и его прошиб холодный пот. Белая глина не была окаменевшими за тысячелетия останками древних морских животных – это было месиво из человеческих скелетов, раздавленных и разбитых, но тем не менее легко узнаваемых: взгляд то и дело натыкался на избежавшие чудовищного сжатия фаланги пальцев или на напоминавшее нору маленького зверька отверстие, оказавшееся пустой глазницей черепа. Еще он заметил, что небо наверху не было пустым, там что-то кружило, огромное и черное, полностью слитое с ночным мраком, неслышно взмахивая своими огромными кожистыми крыльями. Он не мог точно разглядеть, что это было, но чувствовал на себе его пристальный взгляд и угадывал в этом взгляде вечную неутолимую алчность.

Что-то бессвязно бормоча в подушку, Хатч беспокойно заворочался.

Вассаго бросил взгляд на часы на приборном щитке. Но даже и без них он инстинктивно почувствовал, что до рассвета оставалось чуть менее одного часа.

Теперь он уже не был уверен, что успеет войти в дом, убить мужа и увезти женщину в свое логово до того, как взойдет солнце. Рисковать же быть пойманным в дневное время он вовсе не желал. Но не потому, что на глазах станет сморщиваться и усыхать, пока не превратится в труху, как это происходит с живыми мертвецами в кинофильмах, нет, дело было совершенно не в этом, просто его сверхчувствительные глаза, даже защищенные темными стеклами, не выдерживали солнечного света. Уже на рассвете он будет подобен слепцу, что существенно скажется на его манере вести машину, зигзагообразное, судорожное движение которой тотчас обратит на себя внимание первого встречного полицейского. В таком ослабленном состоянии у него могут возникнуть непредвиденные осложнения со стражами порядка.

Но еще важнее – он может упустить случай захватить эту женщину. Часто являясь ему в сновидениях, она превратилась в предмет его самых вожделенных мечтаний. Раньше Вассаго не раз думал, что уже встречал возможных кандидатов для завершения своей коллекции, обладавших, как он тогда думал, всеми качествами, необходимыми для того, чтобы его без всяких проволочек приняли в изначальный мир вечной тьмы и ненависти, к которому он себя причислял, – и как же здорово он тогда просчитался. Никто из ранее отобранных им кандидатов не являлся ему в снах. Эта женщина воистину станет главным украшением его короны, которое он столь долго, тщательно и столь безуспешно искал. Он не должен спешить ее убивать, ибо тем самым рискует безвозвратно потерять ее задолго до того, как под сенью гигантского Люцифера отнимет у нее жизнь и придаст ее холодеющему трупу то положение, которое наиболее ярко оттенит ее слабости и пороки.

В третий раз проезжая мимо дома, Вассаго уже совсем было решился более не медлить и отправиться в свое логово, чтобы вернуться сюда завтра, едва солнце скроется за горизонтом. Но все в нем протестовало против такого решения. Близость ее будоражила и возбуждала его, и он не желал разлучаться с ней даже ненадолго. Всем существом своим, каждой кровинкой ощущал он эту силу ее притяжения.

Найти бы место, где можно спрятаться и остаться рядом с нею. Какой-нибудь заброшенный угол в ее доме. Или нишу, в которую она вряд ли заглянет в течение долгого, яркого, проклятого дня.

Он припарковал "хонду" в двух кварталах от Харрисонов и пошел назад по тротуару, с обеих сторон, как аллея, скрытому за деревьями. Висевшие высоко на кронштейнах и отбрасывавшие зеленоватый свет уличные фонари располагались таким образом, чтобы прежде всего хорошо освещать проезжую часть, а на тротуар и прилегавшие к нему газоны домов падал только их призрачный отсвет. Вассаго был абсолютно уверен, что в это время ночи соседи спят и вряд ли видят, как он, прячась в тени кустарников, бесшумно крадется к дому, пытаясь отыскать в нем неплотно прикрытые дверь или окно. Удача долго не сопутствовала ему, пока наконец он не подошел к окошечку на задней стене гаража.