Логово

Они вернулись в спальню, но оба уже не могли заснуть. Отчасти виной тому был, конечно, кофе. У нее мелькнула мысль, что именно потому он и попросил ее сварить кофе: ему ужасно не хотелось снова погрузиться в кошмарные видения. Ну что ж, это ему вполне удалось.

Оба они лежали, уставившись в потолок.

Поначалу он очень не хотел гасить свет, что было видно по тому, как он невольно замешкался, прежде чем щелкнуть выключателем лампы у своего изголовья. Он походил на ребенка, достаточно взрослого, чтобы отличить мнимые страхи от реальных, но еще слишком маленького, чтобы легко отмахнуться от первых, и потому, с одной стороны, незыблемо верил, что из-под кровати вот-вот вылезет какое-нибудь страшное чудище, а с другой – стеснялся говорить об этом вслух.

Теперь, когда лампа была погашена и комнату едва освещало просачивающееся сквозь неплотно задернутые портьеры сияние уличных фонарей, его страх передался и ей. Нетрудно было, глядя на движущиеся по потолку тени, примыслить им зловещие и таинственно переплетающиеся абрисы летучих мышей… ящериц… пауков…

Они вполголоса переговаривались, то надолго замолкая, то вновь обмениваясь ничего не значащими репликами. Оба знали, о чем бы им больше всего хотелось говорить, и оба боялись касаться этой темы. В отличие от нереальных, ползающих по потолку или сидящих под кроватью отвратительных чудищ, страх этот был вполне реальным. Оба думали о возможных нарушениях в коре головного мозга Хатча.

С тех пор как в больнице воскрешенный из мертвых Хатч пришел в себя, у него начались кошмарные, необычной яркости и реальности, сновидения. Происходило это не каждой ночью. Иногда целых три или четыре ночи подряд ничто не нарушало его сон. Но с каждой проходящей неделей промежутки эти сокращались, и кошмары снились все чаще и чаще.

Обычно это были разные сны, судя по тому, что он рассказывал, но все их объединяло одно и то же: жестокость и насилие, ужасные видения обнаженных гниющих тел, стоящих или сидящих в странных скрюченных позах. И всегда кошмары эти снились ему, как будто смотрел он на все это глазами другого человека, изредка мелькавшего в них темной, таинственной тенью, словно Хатч осязал его душу, но был не в состоянии управлять ею. Зато начинались или кончались кошмары всегда в одном и том же месте: среди нагромождения каких-то необычных зданий и странных переплетений металлоконструкций, назначение которых невозможно было понять, и это всегда было покрыто мраком ночи и воспринималось на фоне ночного неба в виде каких-то бесформенных, не поддающихся рациональному описанию силуэтов и контуров. Видел он также огромные, как пещеры, залы и лабиринты бетонных переходов, которые каким-то непостижимым образом открывались его взору, хотя в них не было ни окон, ни искусственного освещения. Он утверждал, что когда-то бывал в этом месте, но, когда и где оно расположено, не мог припомнить, к тому же он никак не мог толком разглядеть его целиком, так как всегда видел только одну небольшую его часть.

Вплоть до сегодняшней ночи они пытались убедить себя, что кошмары эти – явление временное. Хатч, как всегда, был оптимистом. Мало ли кому снятся кошмары! Ничего странного в этом нет. Причина многих кошмаров – стрессы. Стоит удалить причину, и следствие отпадет само собой.

Но кошмары не прекращались. Более того, они неожиданно приняли новую и глубоко обеспокоившую их форму: Хатч стал лунатиком.

Или, возможно, он уже начал галлюцинировать сходными, что и в сновидениях, образами наяву.

Незадолго до рассвета Хатч протянул к Линдзи руку под простыней, нашел ее ладонь и прижал к себе.

– Все будет в порядке. В конце концов, это был только сон. И ничего более.

– Первое, что мы сделаем утром, позвоним Нейберну, – сказала она, чувствуя, как сердце ее камнем летит в пропасть. – Мы его и себя все время обманывали. Он же сказал тебе, что если появятся какие-либо симптомы…

– Ну какой же это симптом, – возразил Хатч, пытаясь все свести к шутке.

– Он имел в виду любые физические или психические отклонения, – сказала она, страшась и за мужа, и за себя, боясь, что с ним действительно происходит что-то неладное.

– Я же уже сдавал все анализы, а некоторые из них даже по нескольку раз. Врачи признали меня полностью здоровым. Мозг тоже в порядке.

– Значит, нет никаких причин для волнения. И потому нет смысла откладывать встречу с Нейберном.

– Если бы было какое-нибудь повреждение в коре головного мозга, оно бы сразу проявилось. Мозг ведь не мина замедленного действия.

Они немного помолчали.

Линдзи уже не различала на потолке шевелящихся чудищ. Ложные страхи тотчас испарились, когда вслух было произнесено название самого страшного из всех недугов, которого они опасались больше всего.

Она первой нарушила молчание.

– А как быть с Региной?

Он ответил не сразу.

– Думаю, надо дать ход этому делу, заполним все необходимые бумажки… Если, конечно, она согласна переехать к нам.

– А если… у тебя все же что-то неладно с головой? И будет прогрессировать?