– Чтобы закончить все дела и перевезти ее к нам, потребуется несколько дней. За это время я успею пройти медосмотр и сдать все анализы. Уверен, что со мной все в порядке.
– Уж больно ты спокоен, как я погляжу.
– Было бы хуже, если бы я стал нервничать.
– А вдруг Нейберн обнаружит что-либо серьезное?..
– Тогда, если потребуется, мы попросим у приюта отсрочку на некоторое время. Ведь если я завтра заявлю им, что у меня возникли проблемы со здоровьем, они сразу же поставят под сомнение нашу пригодность как приемных родителей и застопорят оформление документов. И тогда нам не видать Регины как своих ушей.
А как великолепно начался вчерашний день в кабинете у Сальваторе Гуджилио и как чудесно завершился на диване перед камином, а затем в огромной китайской кровати! Будущее казалось им таким ярким и безоблачным, все плохое, думали они, осталось позади. Линдзи была буквально раздавлена столь неожиданным и зловещим оборотом дела.
Она повернула голову к Хатчу:
– Господи, Хатч, я люблю тебя.
В темноте он придвинулся к ней, обнял и прижал к себе. И так, обнявшись, они долго-долго лежали. И после того как наступил рассвет, продолжали лежать и молчать, так как все уже давным-давно было сказано.
Позже, когда оба приняли душ и оделись, они спустились вниз и прямо на кухне выпили еще по чашечке кофе. В это время суток они обычно прослушивали утреннюю сводку новостей по радио. Из нее они и узнали о Лизе Блейн, блондинке, которую неизвестные убили двумя выстрелами в упор и на ходу" выбросили из машины на Сан-Диегском скоростном шоссе прошлой ночью, как раз в то время, когда Хатч, находясь на кухне, ощутил, что палец его нажимает на курок револьвера, и увидел катящееся по шоссе вслед за автомобилем тело.
8
По причинам, которые и сам не мог толком объяснить, Хатч захотел своими глазами увидеть тот участок шоссе, где был найден труп молодой женщины.
– Может, что и прощелкнет в мозгу. – Было единственное, что он мог предложить в качестве объяснения своего желания.
Он сам сел за руль их новенького красного "мицубиси". Сначала по прибрежному шоссе они поехали в северном направлении; затем, выбравшись из лабиринта городских улиц, свернули на восток, а у торгового центра выехали на Сан-Диегское скоростное шоссе, по которому помчались на юг. Он хотел попасть на место преступления с той же стороны, с которой прошлой ночью ехал убийца.
По идее, к девяти пятнадцати утра пик интенсивности движения должен уже быть пройден, но все равно шоссе было сплошь забито машинами. Медленно, то и дело останавливаясь, Хатч и Линдзи продвигались в южном направлении в мареве выхлопных газов, от которых их спасал встроенный внутри салона машины кондиционер.
Туман, нахлынувший ночью с Тихого океана, к этому времени полностью рассеялся. Весенний ветерок обвевал деревья, и в безоблачном, удивительно синем и бездонном небе носились птицы. В такой день нелепо было думать о смерти.
Вот позади уже остался бульвар имени Макартура, затем бульвар Бойскаутов, и с каждым новым оборотом колее Хатч чувствовал, как все более напрягаются мышцы его шеи и деревенеют руки. Его охватило жуткое чувство, что вчера ночью он уже побывал здесь, что уже мчался мимо скрытых туманом аэропорта, гостиницы, административных зданий, что впереди, как и тогда, высились коричневые, подернутые дымкой холмы, хотя точно знал, что никуда из дома не отлучался.
– Они ехали в Эль-Торо, – проговорил он, только сейчас почему-то вспомнив эту деталь кошмара. Или она всплыла в его памяти благодаря какому-то неведомому шестому чувству.
– Может быть, они ехали к ней или к нему?
– Не думаю, – сказал Хатч, хмуря брови.
Пока они черепашьим шагом продвигались сквозь медленно рассасывающийся затор, в памяти его стали всплывать не только подробности кошмара, но и те ощущения, которые он испытывал во время него, и прежде всего то острое жгучее чувство ожидания крови.
Неожиданно руль выскользнул из его рук. Ладони сделались липкими от пота. Он поочередно вытер их о рубашку.
– Уверен, что блондинка была не менее опасна, чем и я… чем и он.
– Что ты имеешь в виду?
– Сам не знаю. Но именно об этом я тогда думал.
Солнечные зайчики плясали на крышах и отражались от стекол двух многокилометровых верениц машин, двигавшихся в противоположных направлениях, как две огромные, сверкающие сталью, хромом и стеклом реки. Температура воздуха снаружи поднялась почти до восьмидесяти градусов, но Хатч зябко поеживался.
Когда он прочел на дорожном указателе, что они приближаются к выезду на бульвар имени Калвера, то вдруг резко подался вперед. Сняв правую руку с баранки, сунул ее под сиденье.
– Вот здесь он нащупал револьвер… вытащил его… она в это время копалась в своей сумочке…
Он бы не удивился, если бы и сейчас под своим сиденьем вдруг обнаружил револьвер, так как помнил, с какой чудовищной органичностью прошлой ночью кошмар переходил в действительность, отделялся от нее и снова перемешивался с ней. Видимо, это же может произойти и сейчас? Когда Хатч почувствовал, что под сиденьем ничего нет, он облегченно, с шумом, выдохнул из себя воздух.