И его тело затряслось, рука оставила мою шею, обе его руки обхватили меня, и он поцеловал с открытым ртом (смеясь, кстати, что делало его просто потрясающим), потом он нас перевернул, к сожалению, выйдя из меня, но к счастью, перевернув меня с собой, целуя и устраиваясь на спине со мной сверху.
Когда он закончил целоваться, я подняла голову и посмотрела вниз на своего мужчину, который обнимал, смех все еще присутствовал в его глазах, и снова моя душа свободно вздохнула.
Затем он заговорил:
— Ну ладно, детка, сегодня утром действуем так: я иду в ванную, потом поднимаю Билли, который принимает душ, ты тоже принимаешь душ, а я пока готовлю кофе и завтрак. Ты выходишь из душа, будишь Билле, мы позавтракаем, ты ведешь Билле в душ, вы там делаете все свои дела, пока я буду принимать душ, а дальше мы выезжаем. Согласна?
— Ага, — ответила я.
— Готова? — спросил он.
— Ага, — сказала я с усмешкой, привыкшая уже к его плану, и мне это нравилось, поскольку каждое утро мы совершали именно такой ритуал.
— Погнали, — прошептал он, поднял голову, быстро поцеловал меня, потом перекатился с меня на другую сторону кровати, одновременно откидывая одеяло.
Я наблюдала, как он отправился в мою ванную комнату.
Моя душа снова вздохнула, и это был хороший вздох.
Митч закрыл дверь, и я перекатилась на спину, натянув одеяло до груди.
Был июнь, лето обрушилось на Скалистые горы с удивительной силой. Обычно в мае и июне можно было ожидать чего угодно, даже снежных бурь, но сейчас стояла теплая, солнечная погода, были почти каждый день послеполуденные грозы в течение вот уже нескольких недель, опуская жару и оставляя ночи прохладными и свежими.
Прошло уже шесть недель с тех пор, как Митч вытащил меня в реальный мир, и эти шесть недель были лучшими неделями в моей жизни, ни один день, что я прожила в мире Мары, даже близко не походил на них.
* * *
Для начала я разобралась с противозачаточными. Митч сказал, что это первоочередная задача, и я была с ним согласна.
Я не хотела, чтобы между мной и Митчем что-то стояло, поэтому без промедления отправилась к врачу и стала принимать таблетки.
* * *
Второе, что произошло мама и тетя Луламэй пропали. Я позвонила Линетт, она произвела разведмиссию, сообщив, что они вернулись домой. Скорее всего потому, что у них кончились деньги, чтобы превратить мою жизнь в ад, и они не обзавелись в этом городе тем обычным набором пьяниц и придурков, которые у них были там, чьи бумажники они могли бы подчистить, украв деньги, когда пьяницы и придурки отключались.
Между прочим, я все рассказала Линетт во время очень длинного телефонного разговора, такого длинного, как марафонская дистанция, пока моя задница сидела в шезлонге у бассейна. Но в середине нашего марафонского телефонного разговора мне было все труднее сосредоточиться на всех важных событиях, о которых я ей рассказывала, потому что появился потный Митч после тренировки в тренажерном зале, и потный он выглядел таким сексуальным. Мне стало еще труднее сосредоточиться, когда я наблюдала за выражением его лица, пока он шел ко мне, отчего поняла, что ему всерьез нравится мое бикини. Еще труднее мне было сосредоточиться (по вполне понятным причинам), когда я слушала Линетт, он стал меня целовать, сильно, но без языка. А потом ему было трудно сосредоточиться на мне, когда его увидели Билли и Билле, и ему пришлось следующие десять минут поднимать и кидать их в воду. Они вылезали из бассейна, а он снова и снова бросал их туда. И наконец, мне было совсем трудно сосредоточиться на разговоре, наблюдая за ним, заметив насколько он выглядел безумно сексуальным, его сексуальность возросла сверх всякой меры, потому что он был весь потный, много улыбался и смеялся, заставляя Билли улыбаться и смеяться, а Билле улыбаться и визжать. Я была не единственной, кто заметил его безумную сексуальность, мне пришлось оторвать свой взгляд в солнцезащитных очках от моего мужчины и моих детей, когда женский радар собственницы пропищал, отчего я более пристально стала разглядывать в бикини женщин, которые пускали слюни и бросали на Митча пристальные взгляды.
Но мне все же удавалось при этом слушать мою подругу.
Линетт была вне себя от радости, сообщая (неоднократно), что она все время мне говорила, что я была явно Десять и Пять Десятых.
— Может ты даже Одиннадцать! — пронзительно закричала она.
Я не могла сказать, что поверила ей (определенно, не по поводу Одиннадцать). Но это не означало, что Митч разорвал мой кокон и помог мне взлететь, но означало, в чем я была (в основном) убеждена, что была по крайней мере твердой Восьмеркой.
Но в этом меня убедила не Линетт, а Митч.
Она планировала приехать к нам в августе, познакомиться с Митчем, Билли и Билле, и ее родители тоже подумывали приехать с ней. Я не виделась с ней уже три года, с тех пор как она навещала меня, а с ее родителями уже тринадцать лет.
Я с нетерпением стала ждать их приезда.
* * *