Локальная метрика

Двустворчатые массивные двери собора не располагали к взлому — толстые, деревянные, с железными накладками, на массивных кованых петлях. Такие только взрывать. Но у военного было другое мнение.

— Один момент, — он резво побежал к своему броневичку и ловко залез туда через задний люк. Где только раздобыл такую древнюю трахому? Это же как бы ни пятидесятых годов модель.

БРДМ-ка рыкнула мотором, хрустнула раздаткой и небыстро, но целеустремленно полезла по ступенькам. Острый угол бронированного носа ударил в середину дверной створки — и просто расколол её пополам. Одна половина повисла на петлях, другая — на внутреннем засове. В образовавшуюся щель вполне можно было пролезть даже самому толстому священнику.

Впрочем, нам достался какой-то худой. На рычаге колокольного привода болтался совсем не впечатляющей комплекции батюшка. Молодой, невысокого роста, в драном подряснике, он тянул кованый рычаг вниз всем весом. Сверху раздавалось могучее «баммм». На противоходе рычаг его отталкивал, но тот не сдавался, повисал снова. Глаза его были полузакачены и слегка безумны. Длинные, связанные в хвост волосы и небольшая рыжеватая борода промокли от пота. Нас он даже не заметил. Церковь была тускло освещена десятками тонких свечей и крошечными огоньками лампад, но совершенно пуста. Отчего-то я ожидал тут увидеть молящихся прихожан, успокаивающих их священников, бьющихся в религиозном покаянии грешников, проповедей о Конце Света… Проклятые писательские штампы.

— Всё, хватит, ну, кончай уже! — майор решительно поймал за плечо кинувшегося на очередной приступ рычага батюшку. Тот обвел нас невидящим взглядом, дёрнулся к приводу, но Борух держал крепко.

— Все, кто мог, уже услышали, — сказал я, — и это как раз мы. Вряд ли вы сегодня соберёте аншлаг.

— Эка его заколбасило-то! — сказал Борух с уважением. — Упёртый мужик!

Подхватив священника с двух сторон, вежливо, но крепко, мы повлекли его к выходу. На ступеньках он остановился, покрутил головой, и вдруг отчетливо сказал: «Демоны!»

— Кто, мы? — обиделся Борух. — Сам ты…

— Демоны пришли, — сказал батюшка решительно, — адские псы. Чёрные птицы. Последние дни настали.

На этом заявлении силы его покинули, и он повис у нас на руках в полубессознательном состоянии. В люк машины его пришлось затаскивать буквально волоком. Устроив найдёныша на свёрнутом брезенте в кормовом отсеке, майор с облегчением полез руль.

— Придержи его там, писатель! А то он, неровен час, опять звонить побежит… Вон, демоны ему мерещатся…

— Если честно, насчёт демонов, — неуверенно сказал я, — уже готов скорректировать свою картину мира.

— Вот не надо этого! — укоризненно сказал Борух. — Береги рациональное в себе. Пригодится. Слушай, а есть у тебя какой-никакой ППД3? А то я тут, можно сказать, приезжий…

— Да, засквотил4 явочным порядком нечто вроде крепости… Практически феодал теперь. Барон Рыжего Замка.

— Крепость — это именно то место, где бы я хотел очутиться!

— Приглашаю!

Заглушив мотор и оглядевшись, майор уважительно покивал:

— Мощная цитадель. Сюда человек тридцать бы гарнизону… Со средствами усиления, конечно. Вон там миномётик поставить, тут — пушечку противотанковую, или расчет с ПТР…

— Чего нет — того негде взять, — пожал плечами я, — давай попа в дом оттащим, а то как бы он не простыл в тряпочке своей. Не май месяц.

Действительно, священника уже изрядно потряхивало — то ли от холода, то ли от нервов. Зато он почти пришел в себя и вылез из бронемашины сам, хотя посматривал вокруг диковато, периодически встряхивая головой, будто отгоняя морок. В донжон мы его отвели под руки, усадили в кресло перед потухшим камином и всунули в руку полный стакан вискаря.

— Выпейте, батюшка! — сказал Борух. — Не пьянства окаянного ради, а в лечебных исключительно целях.

Священник непонимающе смотрел на стакан, рука его дрожала, и по поверхности благородного напитка бежала крупная рябь. На лице у него были свежие, едва подсохшие царапины, взгляд рассеян.

— Может, у него пост сейчас? — неуверенно предположил я. — Не силен в традициях.

— Ну, так я ему не колбасу предлагаю, — ответил Борух. — Вискарь — он вполне кошерный… То есть, постный. Исключительно из ячменя делается. Да пейте вы уже, святой отец! А то выдохнется!

— Чёрт лысый тебе отец! — неожиданно рявкнул священник и единым глотком опростал стакан. Резко выдохнув, он добавил уже потише. — Нехристь иудейский…

— Чо сразу «лысый» -то? — обиженно сказал майор, рефлекторно пригладив отступившие со лба волосы. — Оклемались, как я погляжу, батюшка?

— Чёрт лы…

— Да, да, понял, — перебил он без малейшего смущения. — Чёрт лысый мне батюшка, иудейскому нехристю. А вы, поди, херувима там вызванивали? С огненным… Что там у херувима огненное, Артём?

Я решил не называть первое, что пришло в голову по созвучию, а священник насупился и ткнул в мою сторону пустым стаканом. Я наплескал половину, однако он лишь дёрнул требовательно рукой. Долил доверху, с тревогой оценивая незначительность остатка в бутылке. Поп мрачно заглянул в ёмкость, зачем-то понюхал и лихо опрокинул содержимое в рот.

Помолчали. Подумали.