Испугать?! Во дает! Воронам на смех! Видно, от боли ничего не соображает, вон весь платок в кровяных пятнах, а потом, какой я ему, в собачью задницу, Дружок, еще бы Бобиком назвал! Не стал я слушать этот бред дальше, ушел в подземный переход отлеживаться, все равно у него пожрать больше ничего не было.
На другой день я уж и думать о нем забыл, уж больно денек славный выдался! Хозяйского пса травили, гуртом! Весело было! У-у-у! Идет себе на поводке рядом с Очкариком (хозяин его плюгавый), весь в белых завитушках, шампунем воняет, пор-р-р-одистый! Загр-р-р-ызу! Загр-р-р-ызу! Как эта порода называется? Забыл! Как-то по-иностранному... А еще на него комбинезон (тряпка трескучая с ватой) натянули, чтобы завитушки не запачкать! Позор-р р-роду собачьему! Первым не выдержал Драное Ухо, у него нервы слабые на всю эту шушеру, а за ним Мушка брюхатая припустила, за ними Хорек, потом Подлиза, Лишай, Дусик-Летяга, Обжора, Князь, Комар, Пройдоха — все наши подтянулись! Даже Бешеная Крыса вылез откуда-то, очухался, видать, уже. Взяли мы этого в завитушках и его Очкарика в кольцо — тут самая потеха началась! Лаем так, что у самих уши закладывает, морды ощерили, одни клыки желтые торчат! Р-р-р-ычим! Красо-о-та! Блондинчик хвост под брюхо поджал, трясется весь, и все под ноги к Очкарику жмется, а тот и того веселее:
— На помощь! — кричит. — Помогите кто-нибудь!
А голосочек тоненький такой, с проскуливанием. А уж когда Бешеная Крыса хватанул его за ногу (все-таки Крыса ненормальный!), так он от страху штаны намочил! У-у-ух! Здорово! Здорово повеселились! Ну, а потом Дворник-таджик с метлой прибежал, и пришлось нам сворачивать лавочку. Таджик — это у него порода такая, а Дворник — имя, ну навроде собачьего: Шарик, Тузик или Бобик там. Он вообще-то не плохой Дворник-таджик, зря не обижает, погреться иногда пускает в будку свою. А как-то раз он нам с Рваным Ухом о теплых краях рассказывал, где его порода живет, что там все время тепло, цветы чудные цветут и воздух пахнет спелой дыней и теплым виноградом. Ну, виноград с дыней нам как-то ни к чему, а то, что там тепло, это хорошо. С этим Дворником-таджиком тоже однажды смешной случай произошел. Бреду я себе как-то раз по двору, по делам моим собачьим, следы нюхаю, не забрался ли кто чужой, не потекла ли сучка какая, вижу, Дворник-таджик метлой, как обычно, улицу подметает, а рядом с ним бабка старая из четвертого подъезда костылем размахивает.
— Ты, — говорит, — здесь никто! И будешь все делать, как я скажу, вонючка черная!
Странно мне все это слышать, потому что Дворник-таджик всегда хорошо пахнет, ни перегаром от него никогда не несет, ни табаком, не то что она, вот воняет, так воняет! Ну, я привык, что люди в основном всякую чушь несут, я не вмешиваюсь. А старуха все не унимается.
— Понаехали тут, черножопые! — кричит. — Убивать вас всех надо!
И палкой своей все трясет, а он ей:
— Бабушка! Чего вам надо, бабушка! Вы идите себе, бабушка!
Вот потеха! Ведь у таджиков, что в теплых краях живут, нельзя старых плохо называть, это он нам с Рваным Ухом сам рассказывал. Ну, а старуха эта совсем видать с ума сошла.
— Ах ты, чурка нерусский! — кричит. — Ты мне еще указывать, что делать, будешь, я тебе сейчас покажу «идите»!