Лохотрон для братвы

— Промучилась в коммуналке в пятнадцати метрах, квартиру получил под пенсию, а Юрочка в течение двух месяцев купил, да над тобой все смеются…

— Ну и что? Уголовник, зато с деньгами!

— Да пропади он, твой отпуск, на шести сотках, два часа на электричке трястись!

— На кладбище я видела твою честность!

— Плевать мне на совесть в драном пальто!

— … колготки дырявые…

— Юрочка — молодец, весь дом мебелью обставил!

— Насрать на твою работу, которая не кормит…

Репкин, закрыв уши, убежал в дальнюю комнату, вслед доносилось:

— Мудак, дебил, в доме рухлядь… на помойке живем… козел вонючий… да что я от тебя видела, другие на море каждый год ездят… Юрочка — молодец, а ты — говнюк! Коммунист недоделанный…

В семье воцарил матриархат. Скандал в благородном семействе оказался началом падения честнейшего из судей. Печально…

* * *

На следующий вечер, придя с работы, поверженный диктатор увидел сидящего на кухне Чернявенького, вокруг суетились, предлагая чаи и компоты новые властительницы квартиры.

— Здрасте! — не решаясь приблизиться, сказал Репкин.

— Здравствуйте, Василий Иванович! — солидно ответил Юрик.

«В принципе, он неплохой парень. Вежливый, и о Наташке заботится», — подумал недоделанный коммунист.

«С чего бы начать, как этого придурка запутать?» — подумал конченый аферист.

Ужин прошел вполне мирно, тихо беседовали о погоде, немного о политике, посмотрели телевизор и договорились с утра выехать на дачу. Как будто и не было ничего накануне. Никаких проблем.

17

Проблемы начались с утра. Нагруженное сумками и пакетами, объединившееся семейство двинулось на дачу. Забитый до отказа троллейбус, пересадка на метро, двухчасовое стояние в раскаленной электричке и несколько километров под палящим солнцем с тяжелой кладью — если все эти трудности женская часть семейства раньше переносила с молчаливым терпением, то теперь Нина Петровна и Наташка сначала шушукались, а к концу пути уже в полный голос проклинали свою несчастную долю, а потом своего нерадивого супруга и папочку, не удосужевшегося купить хотя бы какой-нибудь сраный «Запорожец». Все люди как люди, а этот лаптя — лаптей…

Василий Иванович, стиснув зубы, молчал, поочередно смотрел на свои разваливающиеся кроссовки и вздыхал, провожая взглядом весело обгоняющие возбужденную процессию частные авто. При подходе к так называемой даче, убогому дощатому домику пять на пять, окруженному кустами смородины, стоны и проклятия женской половины семейства усилились уже по поводу «дерьмовой избушки», годной разве что на дрова. Высказывания в адрес «лапотника» уже выходили за рамки печатных выражений.

Репкину стало обидно. Он почувствовал такую жуткую жалость к себе, что на глаза навернулись слезы. Всю свою безупречную жизнь отдал он служению родному неблагодарному отечеству и, как выяснилось, еще более неблагодарным домочадцам. Ни разу даже заначку не утаил из не столь уж и высокого, но честно заработанного судейского жалованья, которое, несмотря на врожденную бережливость, большей частью и ушло на покупку участка и строительства этой дачки. Гвоздик к гвоздику, бревно к бревнышку, доска с досочке — любимое творение собственных рук, плод усилий и утрата всех накоплений, выходных и отпусков за последние десять лет, а также нещадная эксплуатация женского труда позавчера еще послушной доченьки и любящей женушки в качестве подсобных работниц. Вот оно как обернулось. Оказывается, они только прикидывались дружной и счастливой, объединенной одной целью семьей.

Тем временем незаслуженные безобразные упреки и эпитеты/самые безобидные из них, типа «козел вонючий» или «брюхатый импотент», без перерыва продолжались. С горечью от такой несправедливости Василий Иванович в сердцах швырнул пакеты на крылечко и бросился куда глаза глядят, в лес, на речку, подальше от скандальных дамочек. Вслед, с нарастающей громкостью по мере удаления, неслись проклятия и даже угрозы. Тогда судья прибавил шаг, а затем побежал мелкой трусцой все быстрее и быстрее, постепенно переходя на галоп, шершавым языком слизывая с губ пот и слезы.

* * *

Внимательно наблюдавший за быстро прогрессирующим в семье Решенных расколом, вызванным постоянными материальными затруднениями, Юрик Чернявенький уже полностью обдумал план дальнейших действий по охмурению несчастного служителя Фемиды. Лениво поклевав прямо с куста кислый крыжовник, юный фармазон дождался, когда разгневанные женщины успокоились, и, пользуясь отсутствием главы семейства, задал неожиданный вопрос:

— Нина Петровна, а не хотели бы вы через три дня купить, к примеру, «мерседес»?

Моментально на отгороженных крупной сеткой шести сотках участка Решенных наступила абсолютная тишина, даже ветер перестал шелестеть листками смородины, и только легкий щелчок от резкого движения Наташкиных ушей эхом раздался в округе.