Локи

– До завтра изучишь. Биография, родственники, предки, знакомые в Штатах… По-английски говоришь?

Сын Фарбаути и Лаувейи невозмутимо кивнул.

– Дюжину фраз могу, даже без акцента. Твою писанину изучу, не беспокойся. Ты вот что скажи, дурачина…

Арман невольно закусил губу. Локи заметил, но виду не подал.

– …Какую он музыку любит? Так настраиваться легче. Если Вагнер – это одно, если Марика Рёкк – другое совсем.

– Музыку? – Кампо явно растерялся. – Ну, джаз любит…

Хорст мысленно одобрил. Наш человек!

– Американское «кантри», новоорлеанский блюз…

– А сам поет?

Арман взглянул изумленно:

– Ты о чем? Разве что в детстве, в школьном хоре… Хотя погоди! Песню он иногда напевает, студенческую. Может, слышал? «Нет мыслям преград, они словно птицы над миром летят…»

Локи хмыкнул:

– «…Минуя границы». Это песня буршей – тех, кого в студенческое братство приняли. Отец мой как раз из буршей, Кенигсберский университет, корпорация «Тевтоника». Лента трехцветная, шапка красная с серебряным вензелем и «альбертусом». Трижды на дуэли дрался! Песню знаю, у нас пластинка была.

Задумался на малый миг, вспоминая, и завел негромким баритоном:

Нет мыслям преград,
Они словно птицы
Над миром летят,
Минуя границы…
Ловец не поймает,
Мудрец не узнает,
Будь он хоть Сократ:
Нет мыслям преград!

– Хватит! – мертвым голосом прервал господин Кампо. – И в моем присутствии, пожалуйста, больше не пой.

Локи не спорил. Драться не пришлось, «дурачина» оказался не слишком твердым орешком. Тр-р-ресь! И готов.

– Как скажешь! И обрати внимание, мы уже давно на «ты». Значит, привыкли.

* * *

Машинописный листок выпорхнул из пальцев, но Локи даже не заметил. Читал стоя, долго сидеть еще не решался. Первую страницу просмотрел бегло, запоминая главное: 23 года, эмигрант, два лета проработал в цирке, родители хотели женить, да не вышло. Все ждал, когда про шпионов начнется.

Дождался.

– Так он же… Так он же король!

Нет, не мерещится. Черным по белому: «Король Баварский, Герцог Франконский и Швабский…»

Король!

Локи сглотнул, все еще не веря, потом почесал макушку. Король? Это кто король? Он, этот парень из Штатов? Не-е-ет! Так раньше было, а теперь…

Поднял бумажный лист, расправил:

– Я, Август, Первый сего имени, Король Баварский, Герцог Франконский и Швабский, Пфальцграф Рейнский, а также иных земель владетель и оберегатель…

И подмигнул тому, кто взглянул на него из зеркала:

Печалям – ни дня,
Да сгинет забота!
Чертям пусть меня
Поджарить охота.
Не надо бояться,
Шутить и смеяться,
Подумаешь, Ад:
Нет мыслям преград!

5

«Крошка Вилли-Винки ходит и глядит…» Еле слышные шаги в пустом ночном коридоре, густые тени в углах, неяркий желтый свет единственной лампочки в бронзовом канделябре. «…Кто не снял ботинки, кто еще не спит». Ботинки, удобные, светло-коричневой кожи, давным-давно сняты, на ногах – мягкие тапочки с белой меховой опушкой. А вот спать – не спит. Давно пора быть в своей комнате, там ждет няня, но дверей стало почему-то очень много, нужную никак не найти…

Стукнет вдруг в окошко
Или дунет в щель,
Вилли-Винки крошка
Лечь велит в постель.

Няня говорит, что Вилли-Винки похож на гнома, только очень старого. На нем ночной полосатый колпак и синий халат с заплатами, в руках – связка ключей. А еще он очень сердитый, особенно на тех, кто вовремя не ложится спать. С ним лучше не встречаться, особенно когда ты одна, да еще среди ночи…

Леди Палладия Сомерсет редко видела сны. Чаще это были кошмары, бесформенные, гнетущие, от которых приходилось просыпаться, а потом пить воду и долго сидеть на кровати с включенным светом. Дневная жизнь с ее заботами снилась редко, утомляя и портя настроение. Детство – почти никогда, словно отрезало. Песню про строгого старичка Вилли-Винки пела няня, маме же она не нравилась, потому что шотландская. Спенсеры – настоящие англичане, а шотландцы хотя и присмирели, но все равно лучше с ними знаться пореже. Про них даже в британском Гимне сказано, только сейчас эти слова не поют.

Вилли-Винки, не сердись! Я уже почти сплю. Открою дверь, нырну под одеяло, зажмурюсь…

Но это не та дверь! И комната не та!..

Мамина и папина спальня, но никто не спит, мама и папа стоят у окна, на папе военная форма, офицерская фуражка лежит в кресле, а мама почему-то плачет. Папа молодой и красивый, точно такой, как на последней фотографии.

Дверь! Закрыть – тихонько, тихонько… Маме и папе нельзя мешать, им больше не увидеться. С нею, Худышкой, капитан Спенсер уже попрощался, зашел в детскую, поцеловал в лоб…

В коридоре стало темнее, лампочка то и дело мигает, надо быстрее найти свою комнату. Но дверей очень много, они одинаковы, не знаешь, какую выбрать. Тени ползут, приближаются…

– Топ… топ… топ…

Это он, это Вилли-Винки, скорее, скорее!..